то же: что, мол, их мужья вернутся с войны целыми и невредимыми, и что
они еще долго будут жить с ними в счастье и довольстве. Наоборот, она
стала говорить тем, кто ей мало заплатил, что муж, мол, уже убит, или
остался без ног или без головы, или еще как нибудь искалечен. Тогда дуры
бабы начали ругать войну и проклинать нашего императора за то, будто он
отнял у них кормильца поильца, так что полиция забрала всех и отвела в
участок. При допросе они показали, что это, мол, госпожа Маршалек им по
картам нагадала, что их мужей уже больше нет в живых. Тогда принялись за
госпожу Маршалек, привели и ее в участок и сперва хотели было повесить
ее за государственную измену, но потом отпустили с миром и только
заявили ей, что она может брать с людей, что угодно, но предсказывать
должна им только хорошее. Но она, бедненькая, так перепугалась, что от
всего отступилась и только помогала медику. Вот приехала к ней однажды
жена одного прокурора, очень образованная дама, и говорит, что ей при –снился сон, будто ее муж, который вел в Градчине дела по обвинениям в
дезертирстве и оскорблении величества, не то умер, не то пал в бою, и
будто его душе пришлось в наказание переселиться в лошадь. Собственно, это было ему поделом, так как он был настоящий палач. Например, одну
старушку из Кухельбада, которая покупала у одного еврея пончики и, когда
он посчитал их что то очень дорого, сказала: «Вот, погодите, придут
русские… они вам покажут!» – он закатал на полтора года! Так вот, приехала к госпоже Маршалек его жена и дает ей пятерку, чтобы та
истолковала ей сон; но та и слушать не хочет. Тогда прокуророва жена
добавила еще пятерку, и госпожа Маршалек пошла будить медика, чтобы он
изобразил медиума. Но медик еще с прошлого вечера был пьян и в очень
плохом настроении; он почти сразу заснул, и госпоже Маршалек пришлось
расталкивать его, когда ему надо было отвечать. И дух мужа, когда его
вызвали, в самом деле ответил, будто чувствует, что перевоплотился в
лошадь, и что это ниспослано ему в наказание. Прокуророва жена упала в
обморок, а потом спросила, сколько времени его душа останется в теле
лошади. Госпожа. Маршалек опять толкнула медика под седьмое ребро, и он
ответствовал: «До тех пор, пока я не приобрету всех свойств лошади!» –«А много ли тебе еще остается учиться, дорогой мой?» – еле пролепетала
бедная жена, почти теряя сознание от ужаса. «Да теперь уже немного. Я
уже умею есть овес, пить из ведра, жевать сено и спать стоя. А душа моя
будет освобождена, когда я научусь пускать ветры на, ходу. Это –единственное, чего я еще не постиг!» После этого посадили и госпожу
Маршалек и медика.
Старший писарь заливался смехом, который звучал точно рыкание голодного
тигра в джунглях, сонный вольноопределяющийся икал, а обозленный Юрайда
двинул Швейка коленкой в зад, приговаривая: – Швейк, вы не только идиот, но и свинья! Вы просто валяете дурака и
потешаетесь над оккультными науками. Бог вас за это накажет. Посмейте ка
еще когда нибудь придти ко мне на кухню глодать кости!
– Есть много чего между небом и землей, – отозвался Швейк, – что
представляет неразгаданную тайну. Вот, например, эти самые вши… Вы, господин Юрайда, можете мне сказать, для чего они существуют на свете?…
Однако сегодня, по случаю того, что я надел чистое белье и помылся, мне
кажется, будто я лежу на хорошем пружинном матраце. Ведь у меня на
ляжках образовалась настоящая корка от грязи, колени обросли мохом, а
между пальцами ног получился лимбургский сыр. Господин Юрайда, а что, у
вас ноги тоже так потеют?
Юрайда упорно молчал, старший писарь храпел во все носовые завертки, а
вольноопределяющийся бормотал во сне: – Несмотря на град снарядов, несмотря на кипящий вокруг бой и адский грохот орудий, наш герой, взводный 91 го пехотного полка, Антонин Выходиль из Вейжерека под
Чешским Бродом, не смущается и неудержимо стремится вперед, за лаврами
победы…
Затем он прошептал что то совершенно невнятное, повернулся на другой бок
и продолжал:
– Сырая галицийская земля покрывает эту геройскую грудь, украшенную
большой серебряной медалью, которой верховный вождь наградил столь
беззаветную храбрость. После героя осталась больная туберкулезом вдова и
пятеро малолетних детей…
Придумывание всякой чепухи во славу 91 го полка преследовало
батальонного историографа даже по ночам, и его здравый смысл пускал
тогда такую отсебятину, которая с легкостью могла довести автора до