пятьдесят боевых патронов, а затем, когда авангард уходил вперед, разъезжал верхом между людьми связи, прислушивался к их разговорам и все
заносил к себе в книжечку. Потом, после окончания маневров, когда
располагались на отдых, он призывал людей из команды связи и говорил им: «Вы знаете, что такое нравственность? Нравственность, солдаты, это
точное выполнение всех обязанностей, которые на нас возлагаются по нашим
способностям нашим начальством. Поэтому безнравственно, когда вы, сукины
дети, получив по двести боевых патронов, тащитесь с опущенными головами, словно загнанные лошади, и в лице ваших начальников оскорбляете, сморкачи паршивые, вашего государя. Завтра явиться по рапорту! Кругом –марш!» Так что, дозвольте доложить, господин поручик, что мы совсем не
хотели заблудиться и ослабить армию на два штыка. Покорнейше просим
принять нас на провиантское и приварочное довольствие в свою батарею. А
денежного довольствия от вас не надо, потому что мы свой батальон уж как
нибудь отыщем, и тогда наш господин старший писарь Ванек нам все, что
следует, выплатит.
– Братцы, – рассмеялся поручик в ответ на искреннюю речь Швейка, – не
могу я взять вас в свою батарею. Что мне с вами делать? Впрочем, вы свой
батальон найдете, вероятно, еще сегодня, потому что он не может быть
далеко, и кто нибудь да будет знать, где он находится; во всяком случае, это знают полевые, жандармы. Они то уж наверно скажут вам или сведут вас
туда.
– Никак нет, господин поручик – печально вымолвил Швейк, – дозвольте вас
просить хорошенько подумать, прежде чем отказать нам. Мы, можно сказать, находимся перед лицом неприятеля, и мы двое – это все равно, что капля в
море, а если батарея усилится на два человека, то это, господин поручик, в бою очень много значит. И мы будем служить вам верой и правдой и
пойдем с вами в огонь и воду; а паек и довольствие из котла мы могли бы
получать с сего числа.
– Нет, нет, ребята, это невозможно, – решил поручик. – Но покормить вас
наши кашевары немножко покормят, и хлеба вы у наших артиллеристов тоже
малую толику найдете. Ступайте! Счастливого пути!
Швейк и его спутник, который вслух восхищался красноречием Швейка, отправились с приказанием поручика к походной кухне. Кашевар, правда, принялся что то ворчать о голодранцах пехотинцах, которые вечно шляются
впроголодь, но полез черпалкой в котел и налил им бачки до самых краев
густой рисовой кашей с мясом. Швейк и его товарищ спустили с плеч
вещевые мешки, уселись на них, поставили бачки между колен, вытащили
ложки и принялись за еду.
К ним подошел фейерверкер и заговорил с ними по немецки; Швейк, у
которого рот как, раз был набит кашей, не ответил, и фейерверкер
повторил свой вопрос по польски. Товарищ Швейка проворчал: «Не понимаю»
– после чего гость начал объясняться на ломаном венгерском языке и так
сильно хлопнул Швейка по руке, в которой тот держал ложку, что рисовая
каша, разлетелась по сторонам. Это Швейка взорвало; оп повернул голову к
фейерверкеру и сказал:
– Эй, ты, Каннитферштан, что это ты там лопочешь? Разве тебя кто нибудь
поймет, дура голова! Ей богу, брось дурака валять, не то как заеду я
тебе в ухо… Фейерверкер расхохотался.
– Так ты, стало быть, чех? Чего же ты сразу не сказал? Ну, теперь то мы
поймем друг друга, – воскликнул он, опускаясь рядом с ними на траву, и
принялся расспрашивать их, как они сюда попали.
– Сдается мне, – продолжал он, – как, будто здесь проходил 91 й полк или
какая то часть его, но куда они направились, – понятия не имею. Теперь, когда весь фронт пришел в движение, вам, ребята, надо глядеть в оба, как
бы не отбиться от своих. Теперь вас не примут ни в какой другой части, а
если и примут, то дадут вам номер, и вам придется представить в свою
часть удостоверение, где вы были и в каких боях участвовали. А то таких
шкурников нынче много развелось, которые будто отбились на походе от
своих, а сами просто перешли на довольствие в другую часть. А потом, когда и этой части приходил черед идти в наступление и драться, они, не
говоря худого слова, смывались в третью часть. Случалось, что такие
ловкачи по три месяца торчали на передовых позициях и ни разу из
винтовки то не выпалили. Ну вот, за них и принялись теперь как следует…
Вы, ребята, из Праги?
Швейк тотчас же представился ему, как земляк, и спросил: – А вы, случайно, не приказчик ли господина Пексидера на Виноградах?
Хотя нет, тот был как будто немного светлее вас. И не работали в кузнице