тот, говорят, ответил: «Посмотрим, Вилли, кто кого переплюет. Я тебя не
боюсь». Ну, а наш стариканжа послал обоим по телеграмме: «Делайте, что
хотите. Мне на все наплевать». Так вот, если сумели они таким образом
дразнить друг друга, следовало бы им и подраться между собою.
– То, что ты рассказываешь про Вильгельма и Николая, – сущая правда, – с
уверенностью промолвил Швейк, – но то, что ты говоришь о нашем
императоре, – гнусная клевета! Его императорское величество принял
известие о том, что Россия объявила ему войну, со спокойным достоинством
и справедливым негодованием, как писала газета «Глас Народа». Он, говорят, сказал совету министров: «Чем больше врагов, тем больше чести!»
и «Если мы до сих пор не выиграли еще ни одной войны, то нам не так уж
важно проиграть и эту!» или что то в этом роде. Затем он сразу поехал в
монастырь, там молился и снялся на фотографии, и такая иллюстрация была
и в журнале «Светозар». А в Добжиче председателем Союза ветеранов был
некий Лукеш, жестяник, который услышал про эту иллюстрацию и нарочно
приехал в Прагу купить себе этот номер «Светозара». И он даже не мог
допить пиво, – так жаль стало ему нашего императора, когда он увидел
старичка таким согбенным и растроганным. У Лукаша от этого сделалась
икота, и один из посетителей посоветовал ему съесть горсточку соли из
солонки. Потом, когда у него убили на фронте старшего сына, а второй
вернулся без руки и с выжженными глазами, он повесил эту картинку в
сортире, и его увели жандармы. Теперь он, говорят, в Терезиенштадте.
– А все таки было бы лучше, если бы государи дрались между собою одни и
оставляли своих подданных в покое, – продолжал настаивать Бречка. – Им
не надо было бы даже драться на пистолетах, даже не на саблях, если они
так уж боятся крови. Они могли бы просто устроить французскую борьбу или
борьбу вольным стилем, как наши борцы Шмейкаль и Фриштенский, и это было
бы очень даже хорошо.
– Нет, брат, это не годится, – чистосердечно ответил Швейк. – Если
государи затеяли между собою склоку, то она может быть разрешена только
в честном бою, в котором нельзя жульничать и в котором должно принимать
участие столько людей, что они не могут сговориться ни в одном
мошенничестве. Когда я был в госпитале, рядом со мной лежал некий Пети
Шкура. Он был артистом варьетэ, салонным куплетистом и, если не воровал, то разъезжал по белу свету с бродячим цирком. Он умел делать
изумительные фокусы с картами, глотал шпаги, ел горящую паклю, забивал
себе в рот шестидюймовые гвозди, но лучше всего он умел воровать; помимо
всего, он был еще борцом по французской борьбе. И вот однажды он
рассказал мне свои похождения, и при этом одна вещь крепко засела у меня
в памяти. А рассказал он мне приблизительно вот что: «Я в ту пору
путался с некой Анной Чадовиц, и был у нас ребенок. Это была очень
красивая женщина, графского рода, дочь какой то немецкой княгини, но
последнее время она занималась в Иозефове проституцией. Ну вот, я везу
точильное колесо, а она – колясочку, и мы таким манером путешествуем из
Ичина, в Турнов. Там она меня чем то разозлила, так что я оставил
точильное колесо вместе с нею на улице и был таков. И поверишь ли, дружище, что я встретил ее только три года спустя на большой дороге за
Краловице под Плзеном? Я сбежал от нее в Нову Паку, а там был некий
Шимек со своим цирком, и он сразу принял меня к себе в труппу как
неуязвимого индийского факира, укротителя тигров и короля джунглей. Но в
Паке люди тертые, и цирк у нас пустовал: ведь у Шимека были только две
лошади, дрессированная коза и собака, которую я ничему не мог обучить, а
также выступала его жена с ученой обезьянкой. Тогда мы снялись и
переехали в Ново Боузов, потому что Шимек говорил, что там еще никогда
не было цирка, что это, так сказать, совершенно девственный город. Дали
мы первое gala представление, и пришло только несколько мальчишек; дали
второе со столичной программой – и опять только одни мальчишки. Кресла
пустовали, хорошей публики нет как нет. Почесал себе Шимек за ухом, а
потом дал телеграмму в Прагу, поехал сам в Нова Болеславь и привез
вечером из тамошней типографии большие афиши: „Сегодня и ежедневно в
Цирке чемпионат французской борьбы на звание чемпиона мира и на приз в
десять тысяч крон. Борьба продолжается до окончательного „результата“.