Пастух вынул из горшка картошку и налил в общую миску кислого овечьего молока. Бродяга продолжал вспоминать, как жандармы свою власть показывали:
— В Липнице[13] жил жандармский вахмистр под самым замком, квартира у него была в самом жандармском отделении. А я, старый дурак, думал, что жандармское отделение всегда должно стоять на видном месте, на площади или где-нибудь в этом роде, а никак не в маленьком переулке. Обхожу я раз дома на окраине. На вывески-то не смотришь. Дом за домом, так и идет. Наконец в одном доме отворяю я дверь на втором этаже и докладываю о себе как полагается: «Подайте Христа ради убогому страннику…» Светы мои! Ноги у меня отнялись: гляжу — жандармы! Вдоль стены винтовки, на столе распятие, на шкафу реестры, государь император над столом прямо на меня уставился. Не успел я и слова пролепетать, подскочил ко мне вахмистр, да ка-ак даст! Полетел я со всех лестниц, да так и не останавливался до самых Кейжлиц. Вот, брат, какие у них права!
Все занялись едой, и через полчаса в натопленной избушке все погрузилось в сон.
Среди ночи Швейк встал, тихо оделся и вышел. На востоке всходил месяц, и при его бледном свете Швейк зашагал на восток, повторяя про себя:
«Не может этого быть, чтобы я не попал в Будейовицы!»
Выйдя из леса, Швейк увидел направо какой-то город. Он повернул на север, потом опять на юг и опять вышел к какому-то городу. (Это были Водняны.) Швейк своротил через луга, и первые лучи солнца приветствовали его на холмистых склонах неподалеку от Противина.
— Вперед! — скомандовал сам себе бравый солдат Швейк. — Долг призывает. Я должен попасть в Будейовицы.
Но к несчастью, вместо того чтобы итти от Противина на юг — к Будейовицам, Швейк направил свои стопы на север — к Писеку.
К полудню перед ним открылась деревушка. Спускаясь с холма, Швейк подумал:
«Так дальше дело не пойдет. Спрошу-ка, как итти к Будейовицам».
При входе в деревню Швейк с удивлением увидел на столбе около крайней избы надпись «Путимская волость».
«Вот-те, на! — подумал Швейк, — опять попал в Путим. Ведь здесь я в стогу ночевал».
Дольше ему не пришлось удивляться. Из белого крашеного домика, на котором красовалась «курица» (так называли государственного орла), вышел жандарм, словно паук на охоту.
Жандарм пошел прямо на Швейка и спросил только:
— Куда?
— В Будейовицы, в свой полк.
Жандарм саркастически усмехнулся.
— А сам идет из Будейовиц. Будейовицы-то позади вас остались.
И потащил Швейка в отделение.
Путимский жандармский вахмистр был известен по всей округе тем, что действует быстро и тактично. Он никогда не кричал на арестованных, но подвергал их такому искусному перекрестному допросу, что и невинный бы сознался. Для этой цели он приспособил двух жандармов, и перекрестный допрос сопровождался всегда усмешками всего жандармского персонала.
— Криминалистика состоит в искусстве быть хитрым и вместе с тем ласковым, — говаривал всегда своим подчиненным вахмистр. — Орать на кого бы то ни было — дело пустое. С обвиняемыми и подозреваемыми нужно обращаться деликатно и тонко, но стараться утопить их в потоке вопросов.
13
Местечко в юго-восточной Чехии. Там, между прочим, похоронен автор этого романа.