– В котором часу, государь? – спросил Крильон, торжествуя.
– В полдень!
Королева хотела что-то сказать, но король остановил ее повелительным жестом.
– Ваше величество, – сказал он, – после того как вашего милого Рене колесуют, я с удовольствием выслушаю все ваши разоблачения гугенотских козней. А теперь до свиданья! Я хочу спать! – И, боясь, чтобы королева-мать не стала приставать к нему дальше, король немедленно скрылся в спальню.
Королева Екатерина ушла, бросив грозный взгляд на Крильона. Герцог беззаботно взял под руку Пибрака и пошел с ним к выходу.
– Ах, господин герцог! – пробормотал осторожный Пибрак. – Вы играете в опасную игру!
– Ну вот еще! – ответил ему Крильон. – Я просто поклялся, что отвезу Рене на Гревскую площадь, и стараюсь исполнить свою клятву. Кстати, необходимо сейчас же отдать распоряжение. Не хотите ли пройтись со мной к Кабошу?
Пибрак с удовольствием избавился бы от этой прогулки, но не решился отказать герцогу Крильону, и они отправились вместе.
VIII
Королева-мать возвращалась к себе в состоянии неизъяснимого бешенства. Она уже так хорошо подстроила все, вернула себе расположение короля и большую часть прежнего влияния на дела, как вдруг все это полетело прахом: король назло ей ускорил казнь Рене и поручил это дело человеку, от которого нечего было ждать пощады. Правда, завтра еще едва ли успеют поспеть с этой казнью, и, по всей вероятности, она состоится не ранее как через два дня, так как различные формальности помешают расправиться с несчастным парфюмером в такой короткий срок. Конечно, с другой стороны, королевское слово стоит больше всяких формальностей… Но не все ли равно, что завтра, что через два дня? Королевское распоряжение дано, и, судя по тону, которым оно было отдано, мало надежды на его отмену.
Мы уже не раз говорили, что Рене был единственным существом на свете, которого (если не считать второго сына королевы – Генриха, ставшего королем Польским) любила Екатерина. Но такой страстный человек, как Екатерина Медичи, не умела делать ничего вполовину, и если уж она любила Рене, то любила его до самозабвения, до готовности принести ради него любые жертвы. Кроме того, в самом факте помилования или казни Рене для нее символизовалась степень ее влияния в государстве. Таким образом, нечего удивляться, если королева, пораженная в своих нежных чувствах и в своем самолюбии, готова была рвать и метать от того оборота, который приняло дело Флорентинца.
В этих мрачных думах она возвращалась к себе, как вдруг у входа в ее апартаменты ее остановил паж.
– Ваше величество, – сказал он, – прибыл какой-то чужеземец, которому необходимо видеть ваше величество по весьма нужному делу. Я проводил его в комнату вашего величества.
Екатерина была мало расположена видеть кого бы то ни было в данный момент, но неизвестный уже поджидал ее, и ей не оставалось ничего, как принять его.
В своей комнате она застала красивого молодого человека, стоявшего около ее письменного стола.
– Кто вы? – спросила она.
– Эрих де Кревкер, ваше величество!
Екатерина слишком интересовалась лотарингскими делами, чтобы не знать имен видных представителей старинных родов этой области.
– В таком случае, – сказала она, – я вижу пред собой посланника герцога Генриха Гиза?
Граф Эрих поклонился в ответ.
– С некоторого времени наши лотарингские родственники выказывали нам пренебрежение! – сказала она, силой воли заставляя себя забыть о мучившем ее деле Рене.
– Но мне кажется, что его высочество еще недавно был в Париже… незадолго до свадьбы ее величества королевы Наваррской! – улыбаясь, ответил граф.
Тон, которым он это сказал, и улыбка, которой он сопровождал свои слова, показали Екатерине, что она имеет дело с человеком, посвященным во все секреты герцога Гиза.
– Принц Генрих – просто неблагодарный человек! – сказала она.
– Он бесконечно предан вашему величеству! – ответил граф.
– Но он стал избегать французского двора!
– Но к этому его вынудили враги, и, если бы принц остался долее при дворе, его убили бы!
– Я не знаю при всем французском дворе ни одного человека, кроме короля Наварры, который мог бы желать зла герцогу!
– Совершенно согласен с мнением вашего величества!
– Но если наваррский король ненавидит герцога Гиза, зато я очень люблю герцога и могла бы уравновесить зловредное влияние Генриха Наваррского!
– Герцог надеется на это, ваше величество!