Вдруг во дворе замка послышался шум, а с подъемного моста донесся троекратный трубный звук, оповещавший о прибытии посетителя.
– Какой дьявол осмеливается беспокоить меня в такой час? – гневно крикнул герцог Анжуйский.
Но в дверях кабинета уже показался паж, доложивший:
– Его высочество герцог Гиз!
Это имя заставило герцога вскочить: ни один Валуа еще не слушал без волнения этого имени.
Герцог Гиз вошел весь запыленный, в шлеме и панцире. Он был очень бледен, его взор горел злобой, поступь была взволнованная и резкая.
– Нечего сказать, кузен, славная у вас полиция! – закричал он при входе.
– Вам угодно…
– Мне угодно заметить, что в Сомюре имеется мостовая застава, дозором над которой командует один из ваших офицеров, и все-таки через эту заставу пробрались преступные беглецы! Этот ротозей ухитрился пропустить целую шаланду с гугенотами, нагруженную золотом…
– Вот уж этому мне трудно поверить, кузен! Золото стало такой редкостью во Франции.
– Да, может быть. Однако вы, наверное, слыхали о так называемом «сокровище гугенотов»?
– Слыхал, но не верил!
– И напрасно. Это сокровище существует, и его-то наваррскому королю удалось провезти через сомюрскую заставу. Но это еще не все! Наваррский король осмелился захватить в плен женщину, которую везет заложницей в Наварру.
– Кто же эта женщина?
– Моя сестра Анна!
Этот ответ вырвал у герцога Франсуа крик изумления.
– Да в уме ли вы, кузен? – сказал он.
– Еще бы! – ответил тот и стал вкратце рассказывать кузену о событиях этого вечера.
Не успел он окончить рассказ, как дверь снова открылась и паж доложил:
– Ваше высочество, только что прибыл мальчик, который сделал пятнадцать лье на неоседланной лошади, чтобы доставить вам письмо.
– От кого?
– Мальчишка уверяет, что от герцогини Анны Лотарингской.
У Гиза и герцога Анжуйского одновременно вырвался крик:
– Пусть войдет!
XXXI
Тем временем наваррский король весело ужинал в замке видама де Панестера. Хозяин выказал по отношению к гостям такое радушие, что Паком только диву давался. Обычно крайне скупой, видам уставил стол лучшими запасами кладовой и винного погреба, причем поставил даже бочонок жюрансонского вина, которым крайне дорожил.
Генрих Наваррский имел привычку топить горе в вине; а сегодня у него было много горя: шаланда потерпела крушение, старый сир де Мальвен утонул и погибла герцогиня Монпансье, с которой он так твердо рассчитывал провести несколько сладостных часов. Поэтому он усиленно приналег на вино, и жюрансонское стакан за стаканом исчезало в его утробе. Другие тоже не отставали от него, и только Рауль, которому почему-то хозяин замка казался подозрительным, был воздержаннее других.
Время шло в веселой беседе, которая порой принимала очень легкомысленный характер, что объяснялось отсутствием дам: Берта не вышла к ужину, так как горе совсем сломило бедняжку. Лишь когда пробило двенадцать часов, наваррский король вспомнил, что не худо было бы отдохнуть теперь. Поэтому он попросил проводить его в отведенную ему комнату.
В коридоре Рауль подошел к Генриху и сказал:
– Ваше величество, неужели мы пойдем спать?
– Но я думаю, милый мой! Вот странный вопрос!
– Дело в том, что видам мне почему-то очень подозрителен, и если он каким-нибудь чудом пронюхает, что под его кровлей находится наваррский ко…
– Милый мой, – перебил его Генрих, – вот уже три ночи, как я не смыкаю глаз. Я умираю от сонливости и не могу выдержать долее! Поэтому именно ввиду возможной опасности я прежде всего должен выспаться – иначе у меня не будет сил!
– Ну, так мы зато будем бодрствовать, по крайней мере!
– Это хорошо. Так вот что, милый мой: возьми стул и проведи ночь у порога комнаты мадемуазель Берты!
– Слушаю-с, ваше величество. А вы-то сами как же?
– Со мною лягут оба гасконца.
Генрих с остальными двумя гасконцами прошел в отведенную им комнату. Сам король сейчас же бросился не раздеваясь на постель, а гасконцы решили бодрствовать и, чтобы разогнать сонливость, принялись играть в кости. Но и часа не прошло, как один из них сказал:
– Странное дело! Никогда еще вино не кидалось так сильно мне в голову!
– А я больше не в состоянии бодрствовать! – признался другой.
– Знаешь что? Давай спать по очереди: час я, час ты!
– Идет! Кому первому сторожить? Кинем жребий!
– Тебе повезло! Спи, а я посторожу!
Но не прошло и четверти часа, как бодрствовавший гасконец заснул глубоким сном, не успев разбудить товарища. И тот, кто часа в два утра вошел бы в эту комнату, мог бы услышать три громогласных храпа, напоминавших гудение соборных колоколов.