- Черныш, мы вообще-то есть хотим, - сказала женщина. - А голодные гномы ужас какие неловкие. Сам понимаешь, все мысли только о пустом желудке, не видим даже, куда ступаем. Можем, например, поскользнуться и приземлиться на голову одного дроу. Шесть гномов. Все вместе. Чисто по неуклюжести.
- Повезло этому неясному дроу, что его здесь нет, - сказал я, но все же встал и отошел. За решеткой на краю телеги стояли глиняные кружки с водой и плошки полные дымящегося варева. Подле телеги в отсветах горящего костра угадывались очертания шатров. Наши конвоиры.
Про меня гномы тут же забыли. Бренча цепями, они бросились разбирать пайки. Гномиха прошла мимо меня, подол бесформенного мешка по-прежнему задирался сзади, и я смог любоваться, как она нагибается и оттопыривает к верху упругий круглый зад, чтобы поднять и притянуть между прутьями свою порцию. Остальных гномов тоже буквально загипнотизировала полоска треугольных зарослей между гладкими полушариями ягодиц. Смотрели все, но только я был голый....
Гномиха повернулась и секунду она с моим выпрямившимся жезлом стояли друг напротив друга. Росточка она была небольшого, в узкой телеге не разойтись. Поэтому расстояние между ее носом и раздувшейся головкой члена не превышало полметра. Глаза в уретру, что называется.
- Одеться не хочешь, Черныш? – кивнула женщина на пустой мешок на полу. – Ночи здесь прохладные.
- Спасибо, я по-другому согреюсь.
- Как же?
- Огнем.
Насмешливый хохоток.
- Пальцами костер разожжешь?
- Можно и так сказать.
Гномиха хмыкнула и уселась на натянутые возле решетки веревки.
Ночь тянулась, гномы проглотили пайки, но спать не ложились. Самый широкоплечий бородач шагнул к гномихе и зашептал, усердно жестикулируя. Та лишь подхихикивала и тихонько качалась на веревках, коротенькие ножки отталкивались от пола как на качелях.
- Да хватит увиливать, - не выдержал бородач. – Что ты ответишь?
- Ничего, я не могу говорить и смеяться одновременно.
- Ну и молчи, Вира, - прорычал гном с саженным разворотом плеч. – Молчи-молчи. Ноги только раздвинь и молчи, если вытерпишь.
- Ого, какая уверенность в своем хвостике, Каздан, - громко засмеялась гномиха. – Или так сильно приспичило? В Городе-под-Горой ты был скромнее.
Гном набрал в грудь воздуха. Видимо, собирается реабилитироваться, красивое словцо ищет, сейчас будет пытаться выдавливать грубым ртом слог поэта. Только я видел по еле тлеющей рубиновой короне-ауры над головой Виры, не светит ему бурная ночка сегодня. Обломают коротышку.
- Я давно не мог найти место и время, чтобы…
- Так найди место и время, - оборвала гномиха. – Не на грязном полу же мне под тебя ложится. Не в тюремной толкотне. Или ты надеешься в процессе свой вялый хвостик подменить стержнем друга? А потом хвастать передо мной, какой кобель? Гора даст, в каше не замечу?
- Ах ты, - Каздан схватил ее за руку и выдал вместо лиричного признания: – Шлюха надгорная! Да я тебя сейчас распластаю на этой решете, вколочу по самое горло.
Лицо Виры сморщилось, волосатая пятерня сдавила ее запястье намертво. Я уже собрался разнять детишек, тоже наверно двухсотлетних, когда Вира сказала:
- Да, конечно, милый, - проворковала она сквозь стиснутые зубы. – Давай. Обрадуй меня. Я буду в восторге, когда мои братья положат тебя на наковальню и что-то сделают с твоими ногами. Они ведь ищут меня, ты их знаешь.
Кадзан отшатнулся от гномихи, тяжелый кулак разжался. Вира потерла руку.
- Уже передумал? Больше не хочешь пощекотать меня своим хвостиком? – она оттянула вниз широкий ворот мешка-платья. Наружу вывалился белый шар груди. – А?
Схватив белую мякоть, Вира наклонилась и клюнула соском гнома в живот только затем, чтобы посмотреть, как он отпрянет. У покрасневшего Каздана вдруг появились дела в противоположном углу телеги. Вслед ему летел злой смех гномихи.
– Разве помять мои титьки не стоят каких-то ног?
Срочно ретируясь, Каздан задел плечом гнома. Того самого векового «мальца», что меня пинал.
- Куда прешь? – заорал багровый Каздан и вмазал бородачу в широкий нос. Тот осел на пол, темная струя потекла по усам. Затем побитый отполз к решетке. Остальные отводили глаза в стороны, попрятали носы, пока их тоже не расшибли.
Холодало, я, и правда, подзамерз. Но пока не одевался, сидел на веревках и выжидал. Глаза не отрывались от ауры влечения Виры. Зубцы короны едва горели, на какого бородача гномиха ни смотрела, рубин над ее головой испускал только бледно-розовый свет. Какие же парни в твоем вкусе, малышка?