– Во имя пророка, исчислите мне их по порядку, а я буду записывать, – сказал я. – Слава аллаху, эфенди мой, вы человек мудрый и постигаете тонкости предметов. – Тут я вынул чернильницу из-за поясу; он погладил себя по бороде, посучил усы и начал рассказывать; но сперва возразил:
– На что вы напрасно об них беспокоитесь? Все они одинаковые псы и, буде угодно аллаху, вскоре сгорят в аду, так что и помину о них на земле не будет. Следственно, труд ваш пропадёт даром.
– Потому именно я и хочу списать их заблаговременно, – отвечал я, – а не то потом правоверные не будут знать, какие народы, кроме их, прежде жили на свете.
– Это другое дело, – промолвил он важно и стал считать на пальцах, – пишите, во-первых, «немецкие язычники», иначе называемые австрийцами. Они наши ближайшие соседи; доставляют нам сукно, сталь и стекло. Их султан гордится своим происхождением от одного из древнейших неверных родов и присылает к нам своего посла, с тем чтобы мы его кормили и одевали. Эти немцы народ поистине добрый, трубкокуривый, безвредный; мы им неоднократно мяли кости и ходили войною под самую их столину.
Во-вторых, русские неверные, самое нечистое и опасное племя. Они отняли у нас Очаков, Крым и многие другие области. Аллах велик! С предопределением бороться нельзя. Ай, москоу, москоу! Они выжали нам мозг из костей: зато когда нам случится усечь голову кому-нибудь из них, то уж восклицаем: машаллах!
– Не говорите мне о москоу, ради вашей души! – сказал я с жаром. – Я их знаю: они стреляют заколдованными пулями.
– Третий род франков составляют пруссаки. Посол их живёт в Бююк-дере[142]; но, аллах весть, что он там делает и зачем сюда приезжает. Мы не знаем даже, где их государство: однако терпим у себя их посланника, единственно потому, что Дверь падишаха открыта для всех и всяк вправе искать в ней убежища.
Что мне вам сказать более? Да! Есть ещё на севере два поколения неверных, именуемые шведами и датчанами, которых послы часто приезжают бить челом на Пороге дворца, но только для того, чтоб получать от нас жалованные кафтаны. Дания, право, не знаю, что за город. Что касается до шведов, то мы познакомились с ними по случаю короля их, Карлоса, который бежал к нам от сабли московского царя, известного Дели Петруна[143]. Иначе не знали бы и об их существовании. Затем следуют голландцы. Это язычники тяжёлые, тупые, мужиковатые: между франками они то же, что в наших странах армяне: исключительно заняты торговлею и, кроме денег, ничего не понимают. В прежние времена они присылали к нам сонливых послов, чтобы получать позволение продавать свои сыры и сельдей; но теперь государство их уже не существует. Известный Бунапурт, говорят, прибрал их республику в свои руки и выкушал всё их масло и все сыры. Этот Бунапурт (да кончит он жизнь свою на лоне веры пророка) поистине человек! Он не хуже Тамерлана и достоин стоять наряду с персидским Надир Шахом[144] и нашим Сулейманом[145].
– Бунапурт! Бунапурт! – воскликнул я, прерывая речь писца. – О нём-то я и хотел у вас осведомиться. Скажите, пожалуйте, что это за человек? Говорят, что он гяур удивительно дерзкий и предприимчивый.
– Что мне сказать? – отвечал мой дипломат. – Извольте видеть: он был прежде простой французский янычар; потом попал в бейлербеи и, наконец, сделался султаном огромного государства. Теперь он весь Фарангистан держит в своей горсти и у нас в Диване имеет сильных покровителей, которые не только позволяют его послу есть неслыханную грязь в нашей правоверной земле, но и сами покушивают её с его тарелки: это называется пулитика. Недавно он напал было на Египет с его несметною ратью; но мы, по милости пророка, дали ему порядком вкусить мусульманской сабли! Теперь он нам закадычный друг.
– Но есть ещё одно неверное поколение, называемое англичанами, – сказал я, – народ самый дивный и непостижимый, который живёт на острове и делает перочинные ножики.
– Да, есть! – примолвил писец. – Низко кланяясь перед нашими султанами два столетия сряду, послы их пробили себе во лбах дыры. Эти гяуры были всегда вернейшими нашими союзниками и пользовались большою милостью у нынешнего Кровопроливца, пока не вздумали подплыть со своими кораблями под самый султанский дворец. При помощи Бунапуртова посла мы истребили их до последнего человека, и теперь более об них не слышно.
– Не знаете ли вы чего-нибудь про их правительство? – спросил я. – Силён ли их король? Сколько голов может он отрубить в сутки?
– Куда ему рубить головы! – возразил эфенди с презрительною насмешкой. – Он не Кровопроливец, а чучело. Они его кормят, одевают, тешат различными зрелищами, снабжают красными девицами и кланяются ему в землю, а власти не предоставляют никакой. Он не смеет даже высечь своего везира палками по пятам. Какой он султан! У нас всякому аге предоставлено более власти, чем этому королю. Наш, например, ага янычар вправе обрезать уши половине города, тогда как тот собственную жену свою не дерзнёт зашить в мешок и бросить в море.
Что касается до их правительства, то и сам чёрт не добьётся в нём толку. Эти гяуры строят прекрасные корабли, делают отменные часы, ножики, сукно и многие другие вещи; но относительно к государственному управлению они стоят ниже татар и курдов. У них есть две какие-то палаты, наполненные шутами, которые имеют право вмешиваться во все дела, противоречить распоряжениям везиров, женить короля и разводить его с женою по своему произволу. Когда бунтует какой-нибудь английский паша, то, если везиры не переспорят этих шутов, король не может ни отрубить ему головы, ни истребить его роду и семейства, ни даже конфисковать его имения. Это сущая безладица, а не правительство! Борода становится дыбом, когда послушаешь, что о нём рассказывает Ингилиз-Яхья-Эфенди, бывший нашим посланником в Лондоне! Друг мой, Хаджи! Аллах всемощный, всеведущий одни народы наделил мудростью, а другие сумасбродством. Да будут восхвалены он и пророк его, что нам не суждено претерпевать бедствий этих несчастных гяуров, а позволено курить покойно табак, наслаждаться кейфом и блаженствовать на прелестных берегах Босфора, под сенью обоюдного меча непобедимых султанов.
– Странно, странно! – воскликнул я. – Если бы не вы это говорили, я никогда бы не поверил, что подобный порядок вещей может существовать между разумными созданиями. После того, легко быть может, что покорённая англичанами Индия в самом деле управляется старою бабой. Вы ничего о том не слыхали?
– Старою бабой! – промолвил изумлённый писец и призадумался. – Сведение о старой бабе не дошло ещё до нашего понятия. Аллах ведает это лучше. Но в том нет ничего невероятного. Такой сумасшедший народ, как франки, и очень в состоянии посадить неверную бабу на павлиньем престоле Великого Могола[146] и приказать ей править Индостаном. Однако лгать перед вами не стану: об этом я ничего не слыхал в Стамбуле.
– Нет божества, кроме аллаха! – вскричал я, промолчав несколько времени. – Чудных вещей насказали вы мне об этих гяурах! Все ли это, или же есть ещё другие на свете неверные? Ради вашей бороды, просветите меня в моём невежестве. Аллах! Аллах! кто бы подумал, что свет устроен таким образом!
Он погрузился в думу и потом сказал:
– Да! Я забыл ещё упомянуть вам о трёх южных поколениях Дома неверия[147], именно об испанцах, португальцах и итальянцах. Но они не стоят того, чтобы и говорить о них, так как и сами неверные считают их племенами ничтожными. Испанцы известны у нас только по своим пиастрам; из Португалии перешли к нам жиды, а Италия беспрестанно подсылает сюда своих дервишей, с которых мы получаем значительные суммы за выдаваемые им позволения строить церкви и громко петь молебны. Папа, то есть халиф этих гяуров, живёт в Риме и имеет целью обращать мусульман в свою веру; но, благодаря пророку, мы, без помощи дервишей, обратили гораздо более подданных его в нашу веру, нежели он наших в свою.
142
Бююк-дере – «Большая долина», расположенная на европейском берегу Босфора у выхода в Чёрное море местность, служившая летней резиденцией для послов.
145
Сулейман (Великолепный) – турецкий султан (1520—1566), при котором турецкое военно-феодальное государство достигло наибольшего могущества.
146
Великий Могол – название династии в Индии. Разукрашенный трон династии славился как «павлиний трон».
147
Дом неверия (иначе Дом вражды и нечестия) – выражение, употреблявшееся но отношению к немусульманам – здесь христианским странам.