— Логично, — согласился гость и открыл папку, которую бережно держал в руках. Его багровое лицо сразу приобрело выражение комедийной напыщенности, как это бывает у человека, который оттенком шутливости хочет смягчить остроту предстоящего разговора. Он сказал, что знает Эллочку с пелёнок и имеет прямое отношение к эсминцу. И что именно его друзья позаботились о том, чтобы восстановительный период после тяжелейшего инфаркта проходил у Додика в приятных эротических условиях, а заодно отсняли всё это на плёнку.
— Но пусть это вас нисколько не тревожит, — добавил он, — мы готовы вернуть вам все фотографии и плёнки, и ещё в придачу триста тысяч долларов наличными. Авансом, наперёд. Но услуга за услугу! Эллочка уже вам говорила: вы переведёте небольшую сумму в Лас-Пальмас…
— А если я не соглашусь?
— Я думаю, вы разумный человек…
И он вежливо откланялся. Потрясённый Додик опустился в кресло. Он грыз ногти, не зная, на что решиться... Пока он был молод и здоров, жена являлась для него чем-то вроде коммунально-бытового приложения к знойным радостям жизни, и только теперь он осознал, как бывал несправедлив к этой прекрасной женщине. Он понимал, что Лиза не простит его и немедленно уедет к дочке в Сан-Франциско. Он страшился потерять её… Но, с другой стороны, он не желал иметь ничего общего с продажей Ливии эсминца, так как знал о санкциях ООН и ненавидел террористов. В его душе поднялась яростная схватка между интересами семьи и человечества, и интересы человечества оказались сильней.
А через несколько дней к Лизе на работу явился мужчина в изумрудной футболке и выложил ей компромат на мужа.
— Не может быть! — потрясенно воскликнула она, выслушав его. — Неужели это правда?
— Мадам, перед вами факты…
— Слава Богу! Значит, он всё-таки здоровенький. На долгие ему годы, как говорится.
И бедная женщина радостно заплакала.
Глава 10. БИЛЛ О’КАЦ
Едва оправившись от инфаркта с помощью пляжной обольстительницы, Берлянчик впал в гнетущую тревогу. Конфликт с бандитом, возникший из-за «Клуба гениев», оставался неразрешённым, и смертельная угроза ходила за ним тенью по пятам. В поисках выхода из положения Берлянчик отправился к венерологу Лобовскому и вкратце рассказал ему о дачном инциденте, опуская такие ненужные подробности, как встреча с Горчаком и «роман» в стенном шкафу.
— Скажите, — спросил профессор, — а в милицию вы не обращались?
— Нет, я сразу поехал в венбольницу.
— И верно поступили. Очень умно сделали, голубчик. Вы бы только повредили делу. Ну вот что, дорогой, позвоните вечерком. Бандиты — наш традиционный контингент. Я полагаю, мы что-нибудь придумаем.
В десять вечера Берлянчик позвонил профессору, и Лобовский сообщил, что он нашёл выход на бандита, и тот готов решить дело полюбовно. Каким образом он так ловко обернулся, венеролог пояснять не стал. Это известие привело Додика в восторг. Судьбе было угодно, чтобы пятьсот долларов, которые он вручил профессору за мнимый сифилис, отвели от него смертельную угрозу и открыли безопасный путь его идее «Клуба гениев» и к миллионам олигарха.
Спустя день, Берлянчик в прекрасном расположении духа отправился в банк «Мираж», который обязался продать ему пять процентов акций завода. Но тут его ждало неприятное известие. В результате интриг бывших соучредителей Берлянчика — Димовича и Газецкого банк внезапно изменил своё решение и от сделки отказался. Таким образом Берлянчик оставался без контрольного пакета, а только с грудой бесполезной бумаги рядового держателя акций, в которую он ухлопал большую часть своего состояния.
Как всегда в подобных случаях, когда события принимали чрезвычайный характер, Додик вызвал по мобильному Гаррика Довидера, и они вышли в море на яхте «Папирус». Был полдень. Светило солнце, но из одной ехидной тучки сеял мелкий дождь. Небольшие частые волны искрились солнечными мотыльками и были побиты мелкой водяной сыпью. Друзья сидели на палубе, набросив на плечи брезентовое полотнище. Рыжая голова Довидера смотрелась из-под брезента огромным контрабандным самородком.
Берлянчик поделился с другом новостями последних дней. Он рассказал о дачном приключении, венерологе Лобовском, о смене руководства на заводе, положившей конец нормальному сотрудничеству, о своём решении купить это производство и историю с долей «Миража». Гаррик слушал Берлянчика, помешивая ложечкой крепкий кофе и отбивая кивками головы те места в его рассказе, которые казались наиболее банальными, если принимать жадность, вероломство и жестокость за человеческую норму.