— Мне кажется, — наконец сказал он и строго посмотрел на товарища белесыми на выкате глазами, словно предостерегая от возможных возражений, — дело заходит слишком далеко...
— Что ты имеешь ввиду?
— «Клуб гениев». Это идея, конечно, романтическая и, как человек трудной нравственной судьбы, я — «за» руками и ногами. Но завод? — Он кисло поморщился и пожал плечами. — Зачем тебе завод?
— Пойми, «Клуб гениев» потребует больших и, главное, стабильных денег, а их может дать только производство.
— Какое производство?.. От него осталось только имя и большая кирпичная труба. Да и то без дыма.
— Дым будет, не волнуйся.
— Додик, я в тебе не сомневаюсь, но...
— Погоди! — перебил Берлянчик. — Давай вернёмся к философской стороне вопроса. Видишь ли, Гаррик, в бизнесе человек отражается как в зеркале. Если он туп и примитивен, его амбиции идут не дальше «Джипа», тёлок, ресторанных вояжей и, как апофеоз всему, — членство во «Всемирном клубе скифов». Если взять бизнесмена на порядок выше, он ищет удовлетворения в самом процессе дела. Ещё выше — те рвутся в Раду и политику… А вот на самой вершине пирамиды, Гаррик, мы: ты и я... Разве это не заманчиво? Бывший цеховщик и бывший «ломщик» в поисках великих гениев?
— Гммм... — пробормотал Довидер, опуская веки. — Новых Гоголей и Толстых?
— Вот именно! — кивнул Берлянчик. — Ты представь их участь, Гаррик. Их сегодня ненавидят все: родные — за бесперспективность, друзья — за комплексы, женщины — за нищету, окружение — за превосходство, критики — за то, что эти люди вне их понимания и признают только совершенство... И в этой нестерпимой пытке — между осознанием своих возможностей и дикими реалиями — они спиваются и вешаются. — Я — их последняя надежда! Я, я... Давид Берлянчик!
Бывший «ломщик» с уважением посмотрел на друга.
— Значит всё упирается в долю «Миража»?
— Да.
Гаррик наморщил лоб, плотно сжал мясистые губы, надув их крупными бильярдными шарами, и крепко задумался.
— Послушай, — вдруг сказал он, проясняясь лицом. — Я, кажется, знаю, кто может спасти гениев…
— Ну, ну? Выкладывай?
— Билл О’Конноли!
— А кто это? Я не знаю.
— Один знакомый аферист.
— А что это за имя — Билл О’Конноли?
— Нет, так его зовут в Нью-Йорке, а вообще он Боря Кац… Додик, это отличная идея! Надо Борю запустить в «Мираж».
— Билл О’Кац... — задумался Берлянчик. — А давно ты с ним знаком?
— С Борей О’Конноли? Ха-ха… Ещё со времён косыгинских реформ. Господи меня прости… Я помню, мы в Риге продали «Обнажённую Данаю» одному голландцу — подлинник, конечно. Когда он его в своём Амстердаме развернул, то едва не застрелился. Там был портрет маршала Будённого в полный рост и на коне. Ну, а потом мы занялись в Ташкенте серьёзным производством: открыли цех по изготовлению красителей. По соседству с земляками-одесситами. Ехидные оказались ребята! Наживали кучи денег, а над нами всё время насмехались, хотя мы зарабатывали не меньше их.
— И тоже на красителях?
— Нет, — сказал Довидер, и лицо его осветилось тихой девичьей застенчивостью. — Мы их обставили в барбут. Нет, Додик, в Боре ты не сомневайся, я его знаю, как облупленного.
Бесшумно преследуя горизонт, яхта «Папирус» ушла на расстояние, разрешённое пограничными властями, описала широкую дугу и стала возвращаться к причалу. Предметы на берегу начали вырастать в размерах и возвращать себе очертания. Спустя полчаса Берлянчик и Довидер ступили на берег. Они миновали широкую площадь и по крутой полуразрушенной лестнице поднялись в город. Здесь, в Лейтенантском переулке, в тени сиротливой акации их ждал в «Фиате» Алкен. Крохотный шофёр зарылся в толстый «Плейбой», рассматривая обнажённых красавиц. Увидав шефа, он почему-то заговорщицки усмехнулся, нахмурился и спрятал журнал под сидушку. Друзья сели в машину, и Берлянчик велел Алкену ехать к Приморскому бульвару. Там в городской Думе обретался Боря О’Конноли.
В Думе Берлянчика ждал неприятный сюрприз. В дверях одного из кабинетов, дружески обняв его хозяина за плечо, стоял Пума, хозяин страшной дачи.
— Здравствуйте, господин Берлянчик!
Бандит подмигнул своему приятелю и попрощался с ним дружеским жестом — шлепком ладони об ладонь, а затем предложил Берлянчику выйти на бульвар и побеседовать в машине.
— Не бойтесь, господин Берлянчик, не будет никаких эксцессов. Обещаю вам.
Берлянчик вопросительно посмотрел на Гаррика Довидера, и тот ответил ему чуть заметным кивком.