В довершение ко всему, его шофёр, отпросившийся на пятнадцать минут, не явился ко времени, и шеф «Монако» был вынужден ловить такси, чтобы не опоздать на свидание к Ирине Филипповне.
... Теперь он сидел на стуле, в её квартире для конфиденциальных свиданий и незаметно нюхал кончики холёных пальцев, пахнущие куриным пухом. Свой чемодан он оставил у входа, доверив его охрану дворовому мальчишке, которому обещал хорошо заплатить. На пухлых губах шефа «Монако» блуждала какая-то странная улыбка, менявшая выражение его лица без видимой связи с происходящим: она то кривила его рот насмешкой, то намёком, или просто откровенным зевком, искажавшим округлость и цвет его щёк. Чувствовалось, что он прилагает огромные усилия, чтобы ухватить верный тон с хозяйкой, и что каждая из этих попыток завершается крахом.
Дело в том, что Горчак был влюблён. Он сам не ожидал такого поворота событий. Он обратил внимание на Ирину Филипповну в «Виртуозах Хаджибея» потому, что она была похожа на жену районного прокурора, в безнадёжных мечтах о которой прошла вся его полукриминальная и глубоко партийная молодость. Шеф «Монако» рассчитывал на лёгкий адюльтер, который создаст иллюзию торжества над прошлым, не обременяя его бюджета и не тревожа семейных устоев, но цена досягаемого вдруг оказалась непомерно высокой. Он, чьи лучшие молодые годы прошли в тягостной дилемме — жить от аванса до зарплаты или от ареста до звонка — теперь встретил это своё прошлое самонадеянным и богатым человеком, по-молодецки распахнувшим свою грудь губительной стихии чувств, которая тут же прохватила его до костей.
Кроме того, было ещё одно обстоятельство, усугубившее его страдания. Он понимал, что встречи с лидером местных монархистов возможны только при условии его финансовых вливаний в дело воцарения императорской фамилии. Но с деньгами шеф «Монако» расставался крайне неохотно. Мысль о том, что ему придётся лезть в карман за кошельком, стала грудью на пути его страстей, что, естественно, их ещё больше распалило.
Ирина Филипповна, напротив, прекрасно владела собой. Она смотрела на Горчака совсем другими глазами, чем на даче. Теперь в этих огромных зелёных глазах были сдержанность и холодный деловой расчёт.
— Александр Борисович, — сказала она ледяным тоном, — я хочу вам напомнить, что в присутствии женщины воспитанные люди обычно не нюхают ногтей.
Шеф «Монако» рванул пальцы от ноздрей так, словно его долбануло током.
— Извините!
— Вы меня просили об этой встрече. Пожалуйста, я вас слушаю! — Видя, что Горчак в замешательстве потирает кончики пальцев, исподтишка косясь на них, она добавила: — Если я не ошибаюсь, речь шла о вашем финансовом участии в нашей предвыборной программе...
— Да, но... по правде говоря, я имел в виду больше вас, а не монархистов в целом.
— Спасибо, но лично я в этом не нуждаюсь.
— Ирина Филипповна, я не хотел вас оскорбить, но поймите, у меня тоже свои идейные позиции. Вы монархистка, а я член партии, марксист…
— Шеф «Монако» — и вдруг марксист?
— Да. Нельзя путать идею социальной справедливости и цены на «Привозе»! Это разные вещи. И ещё: Ирочка, семьдесят лет социализма — это не случайность, история таких случайностей не знает, его опыт оценят только далёкие потомки. Придёт время, когда мировой рынок перенасытит сам себя, и общество востребует идею коммунизма. Поэтому я прошу меня понять: одно дело помочь красивой женщине, закрыв глаза на то, куда пойдут эти деньги, — тут меня моя совесть простит. Другое дело мне, убеждённому марксисту, давать деньги на реставрацию монархии.
— Нет, в таком случае я не смогу их принять.
— Хорошо, я предлагаю компромисс: давайте остановимся на Швеции. Там социализм и монархия. Это может нас объединить.
— О, господи, перестаньте нюхать пальцы!
Тут постучал мальчишка, вызвал Горчака и, скорчив кислую гримасу на своём хитрющем личике, сказал, что он не может караулить чемодан, потому что ему нужно в туалет.