Берлянчик ограничился тем, что сам сел за руль служебного «Жигуля», положив рядом с собой у сиденья бразильский «Мавэрик».
В течение этих дней ему несколько раз звонила монархистка; но он видел ее номер на экране и сразу отключал мобильный. Он боялся, что смерть его — более чем вероятная теперь! — станет чужой и безымянной, как могила неизвестного солдата. Перед лицом холодной вечности он хотел иметь одну духовную наследницу — жену! «Моя история любви — это история моих болезней, — говорил он себе, — и ее пишет только Лиза! Живой может делить сердце между многими, но умирать душа велела только от одной».
Между тем, расследование по делу об убийстве Алкена и покушении на Берлянчика приняло вполне анекдотичный характер. Убийцу, конечно, не нашли, но зато изъяли документы «Виртуозов Хаджибея» и устроили им тотальную проверку. Таким образом, взамен психологической реабилитации, принятой в цивилизованных странах, пострадавшего Берлянчика обложили огромным денежным штрафом.
Его размеры были выше финансовых возможностей «Виртуозов Хаджибея» и к тому же намертво блокировали их банковский счет. Теперь фирма была парализована. Ее лишили возможности платить зарплату, вести коммерческую деятельность, оплачивать коммунальные услуги и, что страшней всего, погашать долги. Вся вулканическая масса кредиторов, успокоенная мелкими подачками Берлянчика, снова пришла в грозное движение. Опять посыпались угрозы обратиться к прокурорам и бандитам, и снова возникла тень позорного банкротства.
— Нет, Гаррик, — грустно говорил Берлянчик. — В Одессе нельзя допускать, чтобы в тебя стреляли. Это очень дорогое удовольствие. Я прикидывал.
Довидер шевельнул рыжей шевелюрой, давая понять, что полностью разделяет мнение товарища.
— Тебе нужно разыскать связи в налоговой инспекции, — сказал он.
— Где? У меня нет таких знакомых.
— Позвони Димовичу.
— Димовичу? — Берлянчик сразу повеселел. — Гмм… Это мысль! Среди тех, с кем он сидел, или тех, кто его охранял, обязательно найдется человек, у которого есть связи в налоговой верхушке. Это непременно!
Димович охотно встретился с Берлянчиком.
— Я тебя познакомлю с Утюжней, — сказал он. — Но учти: это очень осторожный и серьезный человек. Я могу вас только познакомить, а дальше, как споетесь. Если он в тебя поверит, он все уладит; если в чем-то усомнится — откивается, отулыбается, и все придет к нулю. Так что все в твоих руках!
На встречу с налоговым чином господином Утюжней Берлянчик явился в сопровождении незаменимого Виталия Тимофеевича.
Надо сказать, что, как работник, Виталий Тимофеевич представлял сомнительную ценность. Его рабочий день проходил или в бесконечных перекурах, или в загородке из металлических прутьев, где он играл с компьютером в преферанс. Берлянчик держал его в «Виртуозах Хаджибея» только потому, что Виталий Тимофеевич пил водку вместо шефа на ответственных встречах и банкетах. Кроме того, на Виталия Тимофеевича возлагалась ответственность за внешние деловые связи. Это означало следующее: в тех случаях, когда Берлянчику был неприятен кто-либо из нужных чиновников или грубость и амбиции оного стесняли его свободолюбивую натуру, шеф посылал к нему Виталия Тимофеевича, и бывший директор комбината легко находил общий язык с такими же пропойцами, как он сам.
Правда, в последние дни отношения Берлянчика и его зама оказались под угрозой разрыва. Дело в том, что зять Виталия Тимофеевича работал заместителем Галины Крот и был замешан в ее махинациях. Узнав об этом, Берлянчик немедленно его уволил.
Естественно, что гнев и подозрения шефа упали и на самого Виталия Тимофеевича, и тот чуть было не разделил судьбу своего зятя.
Тут сказалась сентиментальность натуры Берлянчика. В душе он любил своего зама, прощая ему ничтожество, преферанс, пьянство и мелкие хитрости, потому что комичностью своей натуры Виталий Тимофеевич постоянно забавлял его, а это, как известно, прямая дорога к сердцу. У Берлянчика был глаз художника, и как все истинные художники он, прежде всего, отличал в людях типажи, а не их слабости и пороки.
На этот раз Берлянчик ограничился тем, что приказал убрать компьютер из загородки, а вместо него разложить детскую железную дорогу на столе. Утром, когда Виталий Тимофеевич открыл антресоль и направился к своему электронному партнеру, он вместо него увидал змеистую детскую игрушку и впал в такую депрессию, что до конца дня не проронил ни слова.
Встреча с господином Утюжней состоялась на летней площадке «Капитана Дрейка». Это было предложение Димовича. Петя не был бы самим собой, если бы из самой безкорыстной услуги не извлек бы пользу для своего ресторанного бизнеса.