Видимо по артикуляции губ Берлянчика господин Хаваль-Чёрный догадался о чём идёт речь, и замотал головой.
— Та! та!
— Так в чём же дело? Где записка? Может быть, вы отнесли её не Печкину, а в Стену Плача?
Хаваль-Чёрный потерял свой обычный лоск. Он что-то мычал, оправдываясь, и быстро работал пальцами у лица.
— Киев... — перевел секретарь.
— Что Киев? Что Киев?
— Видимо, киевляне написали более красивую записку.
Объяснение было простым и доходчивым. Додик был потрясён. Сумма, которую ему надлежало выплатить, сокрушала все его мечты. Конец Арт-галерее. Конец заводу. Конец банку и его сотрудничеству с синьором Марчелло. «Клуб Гениев» тоже приказал долго жить, едва приступив к работе.
После этого началось дело о банкротстве.
Тот же арбитражный суд назначил в «Виртуозы Хаджибея» Управляющего, который выставил прекрасное здание в центре города на фиктивный аукцион, где оно должно было быть проданным за копейки подставным лицам. Берлянчик объявил сотрудникам об увольнении. Сто пятьдесят шесть человек оказались без работы. Фирма, созданная его идеей, его энергией, его весёлым и радостным напором, была уничтожена одним росчерком судейского пера. Так рушился миф о капиталистической коммуне, где каждый обеспечивал себе существование добросовестным трудом, и гибла Школа вундеркиндов.
Берлянчик тяжело прощался с сотрудниками и тяжелее всего с сантехником Жорой.
— Ничего, Жора, — говорил Берлянчик, едва сдерживая слезу. — Мы ещё поработаем вместе... Ты ещё будешь пить во время работы, забивать в «козла», халтурить, спать под акацией и красть стройматериалы. Обещаю тебе! Вот увидишь!
Но сам он был потрясён. Уничтожались «Виртуозы Хаджибея». Они должны были открыть дорогу тем безвестным гениям, которые, как глубоководные существа, жили в толще жизни, не в силах противиться её алчной пошлости с крепкими локтями и пустыми сердцами. Он чувствовал свою личную вину за это. Казалось, сама серость и убогость жизни взбунтовалась против красивой и светлой идеи и, приняв форму господина Печкина, отторгла её от себя. В эти жуткие для себя минуты Берлянчик искренне сожалел, что его обошла судьба бедного Алкена.
Но в эти дни на адрес «Виртуозов Хаджибея» пришло письмо в фирменном конверте «Верховной Рады». В письме было коротенькое сообщение:
Досточтимый профессор Берлянчик!
Можете меня поздравить с избранием в Верховную Раду. Ваш долг по арбитражному суду я погасила. Решение о начале банкротства будет приостановлено, так что можете продолжать работать.
Из списка великого и всепобеждающего племени идиотов-мечтателей я вас не вычеркнула. Из сердца тоже.
Ирина Филипповна.