— Ладно, приедем — поглядим. Ладно, приедем — поглядим.
Под этими словами мог бы подписаться и я.
На германской границе багажом нашим вовсе не интересовались: там придирчиво изучали паспорта и всё пытались общаться с переселенцами по-немецки — без малейшего успеха, поскольку, кроме «данке», те ничего сказать не могли.
В сравнении с попутчиками я чувствовал себя куда более уверенно: немецкий я учил в школе, потом в университете до третьего курса включительно (в общей сложности добрый десяток лет) и с грехом пополам мог объясняться.
Во всяком случае, на вопросы немецких пограничников и таможенников я бы, пожалуй, ответил.
Но они ко мне ни с какими вопросами не обращались и даже не подозревали о моем присутствии.
Это меня окончательно успокоило, и сразу после пересечения границы я безмятежно заснул.
Мне снился теперь вольный полет в скрипучей плетеной корзине под ярким баллоном расцветки германского флага.
Глава седьмая. «Рататуй»
65
Очнулся я от крика:
— Эй, нелегал, не задохся? Вылезай, приехали.
Этот остолоп Кирюха чуть меня не оглушил.
Я выбрался из своего убежища, пришел в себя и оказался на обширном обеденном столе в просторной, но сумрачной комнате со сводчатым, почти церковным потолком.
Тяжелые стулья вокруг громоздкого стола, приземистый буфет — всё массивное, выдержанное в старомодном стиле, который здесь, как я позднее узнал от своей немецкой подруги, называют рустикальным — в смысле сельским.
Этаж был первый, по-здешнему нулевой. За окном — асфальт весь в елдобинах и облезлые фундаменты руиноподобных домов.
Это меня огорчило: я ожидал увидеть нечто совсем иное. Мне думалось, что вокруг должны громоздиться кубы и параллелепипеды из дюраля и затемненного стекла.
Именно такою, тесной, сплошь застроенной и многоэтажной, представлялась мне Германия.
Но это бы еще куда ни шло: и не такие разочарования переживали. Самое скверное было то, что Кирюха находился в комнате не один.
Это было совершенно непотребное скотство: я его предупреждал, что все метаморфозы произвожу без посторонних свидетелей.
И вот пожалуйста: рядом с Кирюхой за столом сидела и очень по-хозяйски на меня смотрела толстая нечесаная тетёха с грубым картофельным лицом.
Оба пили пиво и закусывали чипсами. Как в кино.
— Гутен морген, — сказал я тетёхе.
Вежливым предпочитаю быть при любых обстоятельствах. Даже если в подворотне меня остановит бандюга, я скажу ему «Добрый вечер, бандит».
Вежливость — вид осторожности.
— Морген, — отозвалась тетёха с таким невозмутимым видом, как будто дисминуизации у нее на глазах происходят каждый день.
— Познакомься, это Каролина, — сказал Кирюха. — Вообще-то она Карола, но наши стали звать ее коровой, и она перекрестила порося в карася.
— Не болтай! — почти без акцента произнесла по-русски Карола-Каролина. — А то вот в лоб как дам.
Что-то давно забытое, детское прозвучало в ее словах: ворота пионерлагеря, гипсовая статуя с поднятой в салюте белёной шершавой рукой.
Каролина встала и, легко ступая, ушла. На ней была мужская клетчатая рубаха до колен, под рубахой — розовые подштаники.
— Нет, брат, так мы с тобой не договаривались, — всердцах сказал я Кирюхе. — Аттракционы из меня нечего устраивать. Вот не отдам тебе деньги — будешь знать.
— Отдашь, куда денешься, — беспечально сказал Кирюха. — Кайне аусганг, выхода у тебя нет. А насчет Каролинки — оне цвайфель, не сомневайся. Не выдаст.
— Ну, и куда ты меня завез? Катакомбы какие-то.
— Почему катакомбы? — обиделся Кирюха. — Это «Рататуй».
С ума сойти можно.
— Что за «Рататуй»?
— Поджарка такая, из овощей. Здесь ее готовят — пальчики оближешь. Зер лекер, очень вкусно. Еще добавки будешь просить, помяни мое слово.
Я огляделся. На стене висел аляповатый плакат:
«Willkommen in „Ratatouille“! Добро пожаловать к нам в „Рататуй“!»
На плакате вокруг дородной румяной хозяйки в поварском колпаке и фартуке лихо отплясывали кабачки, помидоры и разные прочие овощи.
— Гостиница, что ли?
— Вроде того, — с ухмылкой ответил Кирюха. — Пансионат для благородных девиц.
— О господи. Город-то какой?
— Восточный Берлин, район Лихтенберг.
Ну, что ж, Лихтенберг так Лихтенберг. Долго мы здесь не задержимся. Отстегнем, как вторую ступень.
Легкоступая Каролина принесла ключ и стопку постельного белья с махровым полотенцем наверху.