Именно прибегал, этакий энергичный зажиточный мистер Адидас, увлекающийся ночным оздоровительным бегом.
Тренировочный костюм и кроссовки, кстати, отлично смотрелись среди темных особняков: люди состоятельные с пониманием относятся к заботе о своем здоровье.
Что же касается поздноты — то, во-первых, мы, богачи, что бы о нас ни думали плебеи, днем работаем, во-вторых — ночью можно бегать по проезжей части, а в-третьих — не ваше собачье дело. Здесь еще не проходит граница между нашей и вашей свободой. Имеем полное право. Докажите, что нет.
Итак, я бежал в темноте вдоль вечнозеленых оград, на бегу небрежно прикасался к своей избраннице — и стремительно дисминуизировался. Затем возвращался в себя (уже, естественно, без нее), осторожно подбирал ее с земли, клал в коллекционную коробочку — и насвистывая убегал прочь.
Тут, разумеется, свои тонкости: важно, чтоб не сработала звуковая сигнализация, поэтому первое прикосновение должно быть очень нежным: так любители чужих женщин прикасаются к пассажиркам общественного транспорта.
А после дисминуизации — пускай она кричит, сколько хочет: кто услышит ее комариный писк?
Впрочем, звуковые устройства с реакцией на толчок в Германии ставят нечасто.
Вторая сложность: подбирать красавицу с земли надо очень осторожно. Металл при дисминуизации становится тоньше самой тонкой фольги, а пальцы человеческие, увы, шершавы. Машина, как мотылек, не терпит лишних прикосновений.
Помню, одну «альфу-ромео» приятного цвета «блау-металлик» Гелберт забраковал именно по этой причине: я долго не мог нашарить ее в темноте среди палых листьев, и в итоге бедняжка оказалась вся мятая и ободранная, как после падения с моста.
К счастью, проблемы утилизации у нас с Гелбертом не было: я просто дисминуизировал злополучную тачку — и раздавил ее каблуком.
Вся операция, включая доставку добычи в ангар и моего возвращение в объятья подруги, занимала от силы час-полтора.
101
Керстин быстро привыкла к тому, что по ночам я настойчиво укрепляю свое здоровье.
Иногда даже сама выгоняла меня на улицу, если я задремывал по причине отсутствия договоренности с Гелбертом:
— Иди, иди, лежебока! Я пузатых мужчин не люблю.
Приходилось одеваться и бегать. Правда, уже не по окрестным городам, а около дома.
Верная подружка моя кручинилась, что тюремные письма не дают ей возможности составить мне компанию.
Бедная, она даже не подозревала, как далеко я порой забегал: бывало, что и за три сотни километров.
Свой регион мы, по вполне понятным причинам, предпочитали не обслуживать.
Старина Гелберт немало сделал для того, чтобы мне было удобно и приятно работать. На рекогносцировку по окрестным городам и селам меня возил в своей «омеге» его старший сын. С ним же я выезжал и на дело: «омега» дожидалась меня в трех-четырех кварталах от места кражи.
Гелберт дорожил моими способностями, я ценил его доброе ко мне отношение.
Вообще мы были очень дружны. Часто, обмывая очередное успешное дельце, вспоминали день нашего знакомства и смеялись.
Он хотел дружить домами, как это принято между добрыми партнерами, и обижался, что я не спешу познакомить его с Керстин.
Другой на моем месте сотрудничал бы со стариной Гелбертом до сих пор.
Но у меня были далеко идущие планы.
102
В один теплый весенний вечер я брал джип «чероки» — отличную боевую машину оливкового цвета, сияющую никелем, хромом и вообще новизной.
Судя по явно заказному номерному знаку с тремя шестерками, джип принадлежал какому-нибудь молодому бонвивану.
Заказать номер в Германии, как я слышал, несложно, плати двадцатник и рисуй, но люди степенные предпочитают оставлять это дело на волю случая — либо заказывают год своего рождения, чтоб не забыть.
Едва я успел подобрать свое новое приобретение с земли, как за моей спиной кто-то негромко сказал по-немецки:
— Ни с места, или буду стрелять. Я всё видел.
И для убедительности ткнул меня в хребтину стволом.
Это был не полицай: фраза «Я всё видел» с головой выдавала любителя.
Между тем мы и сами были с усами. У меня в кармане тренировочного костюма лежал «глок-30». Я уже столько раз дисминуизировал эту штуковину, что давно забыл ее подлинные размеры (несколько великоватые для вечернего бега).
Однако пускать подарок «Аметист-банка» в ход я не собирался. В сущности, вся моя деятельность угонщика являлась ловлей на живца — хитроумной ловлей, в которой рыбак и наживка соединялись в одном лице. Крадя машины в богатых кварталах, я ненавязчиво демонстрировал потенциальным партнерам свои возможности.