К счастью, кабина оказалась довольно просторная, даже со столиком, на котором лежали старые газеты.
Вот на столике я своих друзей и разместил.
Надо сказать, от президентской спеси ничего не осталось: был он бледен, как смерть, взлохмачен и помят. Его светлый и блестящий, дивной красоты плащ совершенно не предназначался для кувыркания по мокрой мостовой.
Телохранители Игоря Дмитриевича выглядели не лучше. Один при падении расквасил себе нос и жалко хлюпал юшкой, другой, постанывая, держался за плечо, третьего никак не удавалось поставить на ноги, четвертый был невредим, но полностью парализован ужасом, и поседелые волосы в его бровях, ушах и ноздрях торчали дыбом.
В сортирной кабинке, рассчитанной на одну персону, сделалось многолюдно.
— Прощайте, господа, — сказал я, протискиваясь к двери. — не нужно меня благодарить.
— Ну, нет, Гулливер, — дрожащим от ненависти голосом проговорил президент. — Так просто ты от меня не отделаешься. У меня длинные руки, я тебя достану из-под земли. Твой счет растет. За «мерс» ты должен мне семьдесят тысяч долларов, да еще там осталась моя визитка с деньгами, округлим до двухсот кусков. Придется отработать.
— Я уже отработал, — возразил я, — тем, что вернул тебя обществу. Еще раз появишься на моем пути — будешь отправлен туда, где тебе следовало бы сейчас находиться.
И показал пальцем на унитаз.
Глава двенадцатая. «Маленькая Германия»
113
До Германии, а точнее до Мюнхена, меня подбросила на своем «пассате» пожилая немецкая чета.
Я объяснил старичкам, что отстал от шоппинг-рейса. Путевой карты «Tschitschkin-reisen» и удостоверения сотрудника фирмы «Reutberg GmbH» им оказалось совершенно достаточно.
Всю дорогу мы со старичками беседовали о драгоценных камнях (область, в которой я теперь кое-что смыслил) и вообще приятно провели время.
Старички сожалели, что не могут доставить меня до места, но я им это охотно простил.
Деньги за бензин они с меня, однако же, взяли.
В Мюнхене я решил задержаться до понедельника: перевести дух, отлежаться, а главное — проверить надежность своей фирменной корочки: уважительная реакция на нее старичков меня обнадежила.
С этой целью я отправился в хорошую гостиницу и затребовал номер-люкс с бассейном и фонтанчиком в холле.
Увы, меня постигло разочарование: администратор не пожелал даже краем глаза взглянуть на мое фото с печатью «Reutberg GmbH». О паспорте же он вообще не заикался.
— Что вы, что вы! — с почтительным придыханием сказал мне этот седовласый мужчина, когда я полез в карман куртки за документами. — В этом нет ни малейшей необходимости.
Значит, что? Значит, Кирюха в «Рататуе» просто взял меня на понт и все мои вагонные ночевки прошедших времен являлись напрасными?
Это было бы очень досадно, и самоуспокоения ради я рассудил так: наверно, мой немецкий звучит теперь почти натурально и заменяет любой документ.
Придает, так сказать, глянец благонадежности.
Небольшой формуляр, тем не менее, заполнить пришлось. Я не смог удержаться от искушения и записался как Джонатан Свифт, эсквайр: вот будет находка для грядущих историков.
Так или иначе, я провел в Мюнхене восхитительный уик-энд: сибаритствовал на широкой королевской кровати под золотым балдахином, плескался в мраморной ванной.
Еду мне приносили в номер, прямо в постель.
Даже телевизор здесь был суперсовременный, дигитальный, с «Интернетом» и прочими наворотами. Не вылезая из постели, я мог затребовать любой фильм, в том числе и такой, съемки которого еще продолжаются.
Избыток комфорта настроил меня на благодушный лад.
Вот получу из Лихтенштейна паспорт — немедленно пропишусь, думал я. Доставлю удовольствие подружке, да и вообще — хватит жить в беззаконии.
И сразу же куплю «опель-тигру» золотистого цвета. Иначе зачем мне гараж с дистанционно закрывающимися воротами?
Буду ездить на службу и обратно.
Но за границу больше ни ногой.
От любимой работы, от нежной подруги, от уютного дома — куда еще ехать? Где еще такие гордые, такие черные магнолии, как у меня в собственном саду? Где еще такой зеленый бассейн, такой оранжевый корт, такой бурливый голубой джакузи?
Всё, подводим под странствиями черту, твердо решил я. Займемся производительной деятельностью, на досуге — наукой.
Ни шагу из дома. По крайней мере, в обозримом будущем. А может быть, и до кончины.
Пусть Ройтберг оформляет мне унбефристет — бессрочный вид на жительство в Германии.