Госпожа де Бопрео прошла через темную переднюю, выстланную большими лоснящимися камнями, потом вошла в залу времен Людовика XIV судя по обоям, мебели и черным фамильным портретам, изображающим умерших Кермадэков в их воинском вооружении, в одежде прелатов или в платье, которое они носили при дворе.
На противоположном конце зала бретонский Калеб, отворив обе половинки двери, доложил:
- Госпожа Бопрео с дочерью.
Мать с дочерью вошли в спальню баронессы, где она занималась чтением рыцарских романов. Она любила романы и, читая их, предавалась мечтам, забывая горькую действительность.
Баронесса де Кермадэк была старинная придворная дама в полном значении этого слова; она была фрейлиной Марий Антуанетты и навсегда осталась ею, вопреки революциям. Ее костюм, привычки, разговор никогда не изменялись.
Она носила открытые спереди платья, пудрила каждое утро свои волосы, а когда обедал у нее какой-нибудь старый сосед, наклеивала себе на лицо небольшую черную мушку.
Она обедала в Двенадцать часов, ужинала в семь. Старым служителям. своим никогда не позволяла отступать от самых строгих этикетов и подавала гостям целовать руку.
Кроме того, она очень свободно говорила о короле, королеве и принцессах. Настаивала на том, чтобы Луи Филиппа называли герцогом Орлеанским, и находила, что юноша, исправляющий должность священника соседнего прихода, имел революционные идеи; причиною этого мнения было то, что, играя однажды в трактирах, он имел неосторожность выразить скромную мысль, что перед Богом все равны.
Впрочем, госпожа де Кермадэк была довольно приятная женщина; несмотря на свои восемьдесят лет, она не была ни глуха, ни слепа, память имела хорошую и много ума. Она приятно проводила время с двумя или тремя рыцарями Людовика Святого и между прочими с рыцарем де Ласи. Он был страстный охотник и жил в маленьком замке Мануар недалеко от Женэ.
У баронессы де Кермадэк был один недостаток: она слишком любила рыцарские романы и даже верила им. Так, например, она была уверена, что существовал Амадис Гальский, и что сын его, Еспландиан, служил примером героизма и добродетели. Амадис, Еспландиан и Галаор немного вскружили ей голову. Но когда разговор переходил на более житейские предметы, баронесса снова делалась серьезною, умною и проницательною.
Комната, в которую вошла госпожа де Бопрео, была меблирована во вкусе последнего столетия и напоминала будуар Дю - Барри. Баронесса полулежала в мягком желтом кресле. Около нее был Иона.
Иона был и пастухом и охотником. Он часто проводил ночи под открытым небом, лежа на траве и подстерегая серну.
Вдова была с ним очень ласкова и добра, и этим он обязан был своей страсти к охоте. Однажды ночью, поджидая зверя; он увидал дым. Горел Женэ. Он тотчас подбежал к дому, разбудил всех и спас баронессу.
Иона был худенький пятнадцатилетний мальчик с белокурыми полосами, голубыми глазами и ангельским лицом Он был очень донок, несмотря на спою бретонскую куртку и деревянные сапоги.
Взгляд его был в одно и то же время и алой и добрый. Он был умен, насмешлив, склонен к меланхолии и очень снисходителен.
Баронесса очень любила его за возвышенную натуру, или, может быть, просто желала иметь собеседника. Всякий вечер ома заставляла его читать себе свои любимые романы, которые сильно воспламеняли воображение ребенка.
При виде госпожи де Бопрео и ее дочери старая баронесса несколько приподнялась. Не видав племянницы несколько лет, она все-таки узнала ее, даже прежде доклада дворецкого.
- Тетенька,-сказала госпожа де Бопрео, бросаясь на шею баронессы,-мы с дочерью приехали к вам погостить несколько дней.
Лицо баронессы де Кермадэк просияло чрезвычайным удовольствием. Она была бедная, но слишком знатная дама, чтобы унижаться до мелочных расчетов. В приезде своей племянницы и внучки она видела только то, что недели дне, а может быть и больше, она будет не одна.
С годами сердце баронессы несколько зачерствело; она более не плакала по покойникам и о сыне своем, последнем из Кермадэков, говорила без особенного волнения. Ей теперь хотелось только жить и жить как можно дольше, спокойнее и веселее. Развлечений же у нее было немного, особенно с тех пор, как болезни приковали ее к креслу. Она более не могла разъезжать по соседям в своем кабриолете, запряженном единственной лошадью.
Каждый год умирал какой-нибудь старый владетельный сосед, и, наконец, остался только один рыцарь де Ласи, живший на расстоянии почти лье и навещавший баронессу раз или два в неделю.
Впрочем и это случалось только тогда, когда у благородного рыцаря не было подагры или нельзя было охотиться, в противном случае он посвящал только свое послеобеденное время по воскресеньям, когда охотиться, по его мнению, было грешно.