- Справедливо,- отвечал Рокамболь.- Капитан купил дом на улице Шарон. Место привратницы не занято и оно к вашим услугам.
В тот же день вдова Фипар вступила в должность.
- Мне нужно развлечение,- сказала она своему сыну,- Потому что, чтобы я ни делала, я беспрестанно плачу о моем бедняжке Николо… Голубчик! Умереть в таких молодых летах и невинным!
- Фуй! Он был беззубый и плешивый.
Такова была надгробная речь, произнесенная Рокамболем над Николо.
- Итак, понятно, что вдова Фипар была посвящена в тайны мнимой дочери отца Гарена и получила приказания, потому что Бирюза вошла к ней и сказала:
- Я оставила там наверху узел. Вы отнесете его в комнату, которую вы наняли для меня на углу улицы Лапп, и поищите швею, которая бы как можно скорее сшила все, что там есть. Слышите?
- Слышу, моя красавица,- сказала привратница.
- Прощайте, до завтра.
Незнакомка ушла; она отправилась пешком, а потом взяла фиакр и сказала кучеру:
- На улицу Монсей.
Через двадцать минут после этого Бирюза была уже в отеле, куда поместил ее сэр Вильямс для того, чтобы сделать ее орудием ужасной драмы, приводимой им в действие понемногу.
Горничная ждала свою барыню в туалетной комнате.
- Сними с меня эти лохмотья! - сказала Бирюза,- Уф! Если бы не миллион!..
Она быстро разделась и велела сделать себе ванну из отрубей. После этого она оделась как будто бы для выезда.
- Как он себя чувствует? - спросила она.
- Доктор приходил,- отвечала горничная,- и сделал перевязку. Больной съел крылышко дичи и выпил немного бордосского вина. Я входила два раза в его комнату, чтоб узнать, не надо ли ему чего-нибудь. Он спросил у меня, скоро!ли возвратится барыня.
Бирюза принялась хохотать.
- Бедный голубок! - сказала она.
- Ах! - сказала субретка.- Я думаю, что он уже совсем одурел… Он бледен!..
- А еще ни о чем не расспрашивал?
- Нет.
- Он не сунул тебе в руку двух луидоров?
- Увы, нет!
- Хорошо,- сказала молодая женщина улыбаясь,- он честен, он уважает тайну, которою я окружила себя и потому его легче будет общипать… Этот человек через три месяца полезет в скважину замка по знаку моего мизинца.
После этих слов Бирюза, одетая if шелковое коричневое платье с открытыми руками, без шляпки, с волосами, собранными в пучок, отправилась в комнату, где Фернан Рошэ все еще лежал в постели и ожидал ее с замиранием сердца.
Когда она вошла, бледное лицо больного вдруг вспыхнуло от волнения,
- Наконец…- прошептал он,- вы тут…
- Боже мой! - сказала она, улыбаясь и устремив на него свой взгляд, смущавший его до глубины души,- разве вы с таким нетерпением желали меня видеть?
Он покраснел еще более и смутился.
- Извините меня,- пробормотал он,- я поступаю крайне неприлично.
Она улыбнулась ему еще раз и небрежно бросилась в большое кресло, поставленное близ кровати, показав немного свою голую руку, украшенную тоненьким браслетом, и приняв с видом совершеннейшей простоты самое прелестное положение.
- Боже мой! - сказала она, - я понимаю отчасти ваше нетерпение и извиняю вас, потому что сама испытала его;
- Вы? - проговорил он, не поняв, без сомнения, смысла этих слов.
- Конечно,- сказала она, улыбаясь,- больные совершенно сходны с заключенными: когда они одни, они скучают.
- Ах, сударыня!
- Молчите! - сказала она, положив палец на свои розовые губки,- не мешайте мне изложить свою теорию.
И она продолжала, улыбаясь:
- Итак, подобно заключенным, ожидающим ежедневно появления тюремщика, больные привязываются к своей сиделке или к единственной особе, которую они видят каждый день.
- Сударыня… сударыня!.. - шептал Фернан с быстрым порывом.- О, это совершенно другое чувство!
- Понимаю, вы желаете иметь известие от госпожи Рошэ?
Эти слова поразили Фернана подобно тому, как неожиданный бой барабана пробуждает уснувшего солдата.
Он вздрогнул, побледнел, прошептал что-то и вспомнил Эрмину.
Но коварные и искушающие глаза Бирюзы, несмотря на нежный образ Эрмины, забросили смущение в сердце Фернана.
Любит ли он Эрмину?
С этой минуты Фернан Рошэ стал жить как во сне: то в горячке, то спокойно, то призывая громким голосом свою жену, то забывая ее и ничего не видя и не слыша, кроме прекрасной незнакомки…
Однако она продолжала окружать себя непроницаемой тайной. Она морщила свои прекрасные брови при малейшем нескромном вопросе, вырывавшемся у Фернана, и отвечала ему с улыбкой, полной грусти:
- Почему вы неблагодарны? Не сказала ли я вам, что моя тайна не принадлежит мне.
Тогда Фернан умолкал и довольствовался тем, что восхищался ослепительным существом. Это продолжалось восемь дней, во время которых больной стал быстро поправляться.