- Хорошо! - сказал Коклэ, - понимаю.
В эту минуту у входной двери раздался тихий осторожный удар.
Он спустился с лестницы со свечой в руках, а Коляр и капитан заперлись в комнате, смежной с гостиною Коклэ, и погасили фонарь.
Минуты через две мнимый торговец вернулся с молодым человеком болезненного вида, с курчавыми волосами и одетого довольно щеголевато, но от которого так и пахло Итальянским бульваром.
- Это артист, - пояснял Коляр капитану Вильямсу, смотревшему в отверстие в стене, - молодой человек очень хорошей фамилии и если бы только не неприятные столкновения с рыжею, отправившей его на морские ванны в Рошфор, то я вполне уверен, что из него вышел бы хороший юрист или дипломат. Настоящее его имя шевалье д’Орни, которое он благоразумно изменил, и дамы улицы Бреда, его обожательницы, зовут его Бистокэ. Он малый очень неглупый, с большими талантами. Никто лучше его не сплутует в ландскнехте и, в случае нужды, он очень ловко действует ножом. Он так тонок, что пролезет, пожалуй, в игольное ушко,
- Посмотрим, - презрительно сказал капитан.
Вскоре вслед за Бистокэ пришли -один за другим рослый детина с рыжей бородой, по имени Муракс, и маленький сухопарый человек с зелеными, сверкавшими, как у кошки, глазами.
- Это Орест и Пилад, - продолжал пояснять Коляр, - Муракс и Николо дружны между собой уже лет двадцать и настолько, что, пробывши в Тулоне в течение десяти лет, все время носили одинаковые побрякушки, а по выходе из острога вместе вступили в товарищество. По воскресеньям они дают на окраинах уличные представления; Муракс, одетый геркулесом, скачет через барьеры, а Николо изображает шута или паяца.
Ваше сиятельство, можете воспользоваться их свободным временем.
- Эти мне больше нравятся, - лаконически заметил капитан. После этих уличных артистов вошел высокий молодой ч век с рыжими волосами, одетый в синюю блузу. Руки у него были черные, как у кузнеца.
- Это слесарь нашей компании, - сказал Коляр.
- Хорошо, - отвечал Вильямс.
За слесарем явился маленький, толстенький, плешивый господин, прилично одетый с головы до ног во все черное, в белом галстуке и синих очках. Он держал под мышкой большой черный кожаный портфель. Красный нос свидетельствовал о его поклонении бутылке.
- Это, - шепнул Коляр на ухо капитану, - неудачник, писец нотариуса, разные невзгоды заставили г. Нивордэ бросить контору своего хозяина и завести свою небольшую дрянную конторишку. У него превосходный почерк, и он имеет замечательную способность подделываться под все руки, начиная с английской и кончая косым рондо. Что делать! Особенная страсть к перу!
- Увидим, - сказал отрывисто Вильямс.
За нотариусом вошли поочередно четыре последних ново-бранца Коляра. Это были совсем незначительные лица и будут не более как статистами в обширной драме, которую мы намерены развить перед глазами читателя.
По окончании осмотра Коляр обратился к капитану:
- Желаете показаться им, ваше сиятельство?
- Нет! - ответил Вильямс.
- Как? - воскликнул с удивлением Коляр, - разве вы ими недовольны?
- И да, и нет. Но во всяком случае я желаю остаться неиз-вестным и иметь дело с моей шайкой только через тебя.
- Как вам угодно.
- Завтра мы потолкуем и тогда посмотрим, на что можно употребить этих молодцов.
Сказав эти слова шепотом, капитан на цыпочках отошел от своего наблюдательного поста и тихо направился к полуотво-ренной двери, ведущей на площадку лестницы.
- Завтра, - прибавил он, - в тот же час и на том же месте. До свидания? - И капитан скрылся во мраке лестницы, а Коляр присоединился к собравшимся молодцам.
Из Змеиной улицы Вильямс отправился на набережную, а оттуда на площадь Шатлэ.
В эту минуту из улицы С.-Дени выехала карета, запряженная парой лошадей. Кучер крикнул капитану «берегись!», но странное чувство любопытства заставило его приблизиться к экипажу. Пешеход и экипаж встретились близ фонаря. Вильямс посторонился и, взглянув в опущенные окна кареты, увидел при свете фонаря человека, при виде которого глухо вскрикнул:
«Арман!» Но карета быстро промчалась, и человек, которого Вильямс назвал Арманом, вероятно, не успел даже заметить пешехода и услышать его заглушенного крика.
Капитан, пораженный этой встречей, с минуту стоял неподвижно на месте, смотря вслед удалявшемуся экипажу; потом, скрестив руки, медленно проговорил с глубокой ненавистью в голосе:
- А! Вот мы наконец и встретились, любезнейший братец; ты - воплощение идиотской добродетели, и я - олицетворенный дух зла и порока! Ты, без сомнения, мчишься утешить чье-нибудь горе украденным тобою золотом? Хорошо же, я вернулся и жажду золота и мщения!