«Это только начало. Заматюкался, интеллигент в маминой кофте. Пронимает потихоньку. А, то все, будьте любезны, присядьте пожалуйста, вам кофе покрепче или как … Тьфу, Европа, ядрена корень! Скоро заблажишь, что носорог перед случкой, сервелат финский. Отожрался на тихой службе, аж лоснишься!» – мысли подняли настроение майору. Он, повозился на узком диванчике, разминая затекшие ягодицы. Финн глубоко вздохнул, пытаясь вернуть спокойствие:
– В общем так. Колибри закрыли.
– Кто закрыл? С какого перепуга? – оторопел Печенкин. Офицер хмыкнул:
– Закрыли, понятно, наши. Он зашел в аптеку. Что там произошло, аллах ведает. Провизор брякнула в ближайший участок. Приехал наряд. Аптекарша в истерике, Колибри в отключке. Она говорит, что напоила парня снотворным. Якобы, принуждал к сексу. Патрульные голову долго не ломали, под белы рученьки и в каземат. Сейчас Колибри почивает на нарах. Так у вас говорят?
– Прикольно, – давясь от смеха, выдал Спиногрызов. Майор, злобно зыркнул на помощника, встал с диванчика. Подражая манере киношного Сталина, уставился на инспектора:
– Что думает предпринять, товарищ Александер? Кстати, откуда такие познания русского языка? Лексикон явно не у Чехова с Достоевским почерпнут? Не по шпионскому ведомству числимся?
– Да, боже упаси, коллега! С лексиконом никаких тайн. Три года назад имел честь закончить вашу академию МВД. Будучи в Москве вращался в различных слоях социума. Опыта для, только лишь. Там и почерпнул богатство русского языка. А, с подопечным … Дождемся, когда проснется и выпустим.
– Проснется, и выпустим, – задумчиво повторил Печенкин. Пожевал тощие губы:
– Нельзя, милок. Будет повторение истории в Выборге. А, оно, повторение-то – мать учения. Знакома сия доктрина? Знакома. А, в нашем кислом деле, ремейки не к чему. Чревато. По ту сторону шлагбаума не лохи. Лишнюю каменюку в фундамент подозрений сами пихать не будем. Усек?
«Копчик ноет, что зуб под пломбой. И, в боку колет. Больновато. Я, что, с кем-то подрался. Тело скулить. Будто под каток попал. Асфальтный. Или комодом придавило. Старинным, что у бабушки в спальне. А, гробина эта, так бабуля говорила, весит два центнера. И, ударение делала на последнем слоге. Для большего веса, что ли. Сейчас бы в баньку, на полог. Чтобы жар сухой и полумрак. Тихо и уютно. Как в детстве. Лежишь себе. Травами пахнет, веником березовым. Каменка в углу шипит. Доски на потолке капельками смолы вспотели. Благодать. Что за хрень в бок уперлась? Повернемся аккуратненько. О-па …», – Тема ошалело моргал глазами, пытаясь понять где он. Серое небо, с рваной ванилью облаков, пологом нависало сверху. Слева, у самой головы, торчал шершавый, что наждачная бумага, столб. Он пошарил вокруг. Ладони ощутили шершавость булыжника.
– Значиться так. Я лежал, нет, спал на чем-то. В бочину что-то уперлось. Так? Так. Потом повернулся и свалился. Правильно! Со скамейки. Вот она. А, в бок давила пряжка. Ремень перекрутился веревкой, – бормотал он, упираясь трясущимися руками в брусчатку.
Прошиб липкий, будто клейстер, пот. Путь на скамейку показался восхождением на Эверест.
«Трясет, как собачий хвост. В кишках – панихида. Как я на улице очутился. Погоди-ка. Было что-то белое. Аптека! Еще тетка была. Дала выпить отраву какую-то. Точно. Потом мрак», – мысли, напуганными тараканами, разбегались в воспаленном мозгу.
****
Шатен хмуро выслушал доклад Быстрова. Дорисовав в блокноте серию пляшущих чертиков, отложил карандаш. Неслышно ступая по толстому ворсу ковра, медленно прошелся по кабинету:
– Значит Грызлик сейчас в Финляндии. Хорошо. Кстати, кто ему выбрал такой псевдоним? Уж не ваша ли, товарищ полковник, светлая головушка?
– Есть такое дело, товарищ генерал. В том смысле, что он вгрызется, проникнет куда надо. Но, каюсь, не удачный выбор. В Париже ему больше подошло «Унылый», – позволил себе усмехнуться Быстров.
– Хотя …, – он поерзал на стуле, и спрятав руки под стол, быстро вытер вспотевшие ладони:
– Какой-то он … Не понравился мне. Вроде бы бодрячком. Готов землю рыть и прочь. Но …, – полковник поморщился.
Шатен насмешливо, с высоты роста, взирал на оперативника:
– Определитесь в формулировках, загадочный вы наш!
– В общем, я прошу санкцию на проверку Грызлика, – неожиданно твердо сказал Быстров.
Генерал внимательно посмотрел на заместителя. Постояв несколько секунд, вернулся за свой массивный стол. Принимая тело хозяина, кресло утробно выдохнуло, скрипнув кожей. Шатен не только доверял опыту подчиненного, но и сам хорошо знал чувство, которое многие называют интуицией. Сам он называл такое состояние занозой. Еще не болит, еще не кровоточит, а уже дискомфорт.