— Я вас всех за решётку засажу, если мигом не сознаетесь…
— Господин Макгонигони! Право, это уже слишком, — раздражённо сказала врач и попросила покинуть помещение. Элис обрадовалась, что не ей пришлось это сказать. Поворчав ещё добрых 10 минут, он, наконец, ушёл. Остались только «свои», да доктор, то есть лекарь, как их тут называют.
— Миссис Джоунси, можно Вас на пару слов? — попросил Алекс, и они отошли в смежный кабинет.
— Ну что, ты как? — наклонилась ближе сестра.
— Порядок, — я показала большой палец.
— Врач говорит. Тебе придётся полежать в больнице, ой, то есть в лечебнице, как они здесь говорят, ещё три дня. А то и неделю.
— Неделю? — я подняла голову с подушки. Но новоявленному недугу это явно не понравилось. В ушах вновь зашумело. Голова запульсировала. Я горько вздохнула.
— Да, а потом нам предстоит разбирательство в суде. Этот Фили-Вилли не оставит нас в покое, пока не разделает, как селёдку.
— Круто я всех подставила, нечего сказать, — я спрятала пылающее от прилившей крови лицо в ладони.
— Не ты, а кеды. Не боись, они уже сгорели алым пламенем на заднем дворе.
— То-то я чувствую запах гари!
Лерс принюхалась.
— И правда!
Из окна потянулась сизая струйка дыма.
Её увидели и почувствовали не только мы. С улицы донеслись крики жителей городка: «Пожар! Пожар!». А затем из кабинета вылетели Алекс и лекарь. Они бросились к окну.
— Горит западное крыло! — в ужасе воскликнула она и унеслась звать на помощь.
Алекс с прищуром посмотрел на Лерку.
— Это не я! Клянусь рукой!
Он ничего не ответил и помчался следом.
***
После того случая Лере было ужасно стыдно. Она сидела как мышка и не проронила ни единого слова до самого возвращения миссис Джоунси. По неизвестной нам причине она позволила остаться всем троим в одной палате. Поставив на стол таблетки, объяснила, как их принимать и удалилась.
Алекс со вздохом облегчения стянул бандану и очки.
— Надеюсь, никто не пострадал? — пропищала сестрёнка.
— Пламя протянуло свои языки до второго этажа. В плену оказались две палаты. Но, благо, они на тот момент пустовали.
Лера всхлипнула. И созналась в своей вине. Алекс не стал её корить. Он облюбовал самую дальнюю койку, уткнулся моськой в стенку и заснул. Или, по крайней мере, сделал вид.
— Не переживай. Все живы, здоровы, — я потрепала Леру по плечу, — И вообще! Не одной же мне вечно впросак попадать.
Сестра угрюмо кивнула. Затем откинула одеяло и залезла ко мне в койку, свернувшись рядом калачиком. Я погладила её по мягким, как пух, волосам.
Засыпая, она яростно пробормотала:
— Горите в Аду, грёбанные ботинки на шнуровке!
Я ухмыльнулась. Вот теперь-то сестра меня понимает. Шнурки — это зло. А зло надо пресекать, главное не перестараться. Во всём надо знать меру.
[1] Именно подстраивалась, меняя структуру и цвет, а не являло собой зеркальную проекцию небосвода.
Глава 2.4
Открыв глаза, я поняла, что тёплого комочка рядом нет. Мозг тихо, но нудно пульсировал. От долгого лежания на спине, та затекла.
— Уже встали? — медсестра вкатила тележку с завтраком и разноцветными пилюлями. Я с подозрением покосилась на них. Женщина перехватила взгляд, — Не волнуйтесь! Это не только Вам, но и другим пациентам. Сейчас самое главное: соблюдать постельный режим и ни о чём не волноваться.
Что, однако, не помешало ей поставить на прикроватный столик две баночки с «колёсами».
— Всё настолько серьёзно?
— Нет. Но это не значит, что нужно всеми силами пытаться усугублять положение, — она приложила мокрую ткань к голове. Знакомый запах. Сирень?
— А где..?
— Ваши брат с сестрой отправились в город. Возможно, за продуктами, или ещё за чем. После завтрака Вас отправят в смотровую, где и определят точно степень повреждения. Кроме головы, ничто не беспокоит?
— Нет. Слава Богу.
— Богу? — удивилась медсестра. Кажись, о Высших силах, альянцы не слыхали, — Вы хотели сказать слава Госпоже Судьбе?
— А, да! Славься, рок, судьба и прочее, прочее!
Женщина с укоризной глянула на богох…эм. судьбохульскую пациентку, но не стала возражать. С больными, вообще, лучше не спорить. Их можно только жалеть и гладить по головке.
Пользуясь своим вип-положением, я устроилась поудобнее на подушках и стала потягивать пресную, жидкую, как вода, кашу. Что уж говорить, бесплатная медицина!
***
После проведения всех обследований, ни переломов, ни каких-либо других серьёзных нарушений в организме выявлено не было. Но домой миссис Джоунси отпускать меня (и подселенцев «родственников», неизвестно коим боком получившим разрешение круглосуточно пребывать в палате, а если быть точным, полностью пустом, не считая нас, лазарете) категорически отказывалась.
— Неделю полежишь, а там, посмотрим, — говорила она.
— Окай, — соглашались мы от безысходности. Алекс наоборот, казалось, был несказанно этому рад. В особенности он радовался тому, что Фила Макгонигони не пускали дальше порога лечебницы, из-за чего тот ругался/плевался так, что звуки долетали до нашего третьего этажа. Честно, мы все побаивались безумного старика. Не исключено, что ему придёт на ум брать нашу палату штурмом через окно.
***
Когда Лерс и новоиспечённый «брат» вошли в лазарет, я снова дремала. Неглубоко и беспокойно. Первое, что я услышала при их появлении, был не звук хлопнувшей двери, а сладкий странно-знакомый аромат.
Я разлепила один глаз, затем второй. И узрела на прикроватном столике букет лесных цветов. Да-да, тех самых, что благоухали в хижине. Только на этот раз ромашки были нежно-розовых и лиловых оттенков, плюс к ним присоединились белые ландыши и колокольчики.
— Ты не представляешь. Скольких трудов нам стоило раздобыть эти сорняки! — возмущенно воскликнула Лера, заметив, что я проснулась, — А всё из-за Алекса: «Эстетически красивая вещь поднимает настроение, что в свою очередь благотворно сказывается на психоэмоциональном состоянии, что важно для скорейшего выздоровления!» — передразнила она. Ал едва сдержался, чтобы не засунуть ей в рот кляп, — Он считает, что красота лечит! Но в нашем случае, наоборот, калечит. Глянь, эти злосчастные колючки расцарапали мне кожу, а ещё…
— Мы поняли, — прервал её монолог парень, — И ничего страшного. Царапины ещё никого не убили.
— Это как посмотреть, — пробурчала сестра. В последнее время она странно-раздражительна, — И не будем забывать о том, что мы едва опять не угодили за решётку.
— Не будем об этом, — Ал повернулся ко мне, — Помни, красота, действительно, страшная сила!
— Главное ей не злоупотреблять, — со знанием дела кивнула я, подумав о том, что Алекс пренебрегает данным советом.
— Именно. И… — он задумчиво провёл пальцем по деревянной спинке кровати, — мы же не зря рисковали. Постарайся поскорее выздороветь!
— Долго болеть опасно? — спросила я, подразумевая, что до нас могут-таки добраться органы правопорядка. Он всё понял.
— Конечно, но я не об этом беспокоюсь, — и ушёл, оставив нас с сестрой в полной растерянности.
***
Эта ночь далась мне особенно худо. Сказалось полученное небольшое, но всё же сотрясение.
Я металась в постели, не зная, куда себя деть. Бессонница всегда жутко раздражала, а сейчас и подавно, превратила ночь в сущий кошмар. Несколько раз я даже порывалась встать, походить по лазарету, хотя миссис Джоунси ясно дала понять: в первые дни никаких, даже коротких, прогулок. Строгий постельный режим.
— Вот фигня, — пробурчала я себе под нос. Но водолеи известны своим бунтарским нравом. Поэтому никакие запреты не помешали мне спустить ноги на прохладные каменные плиты. Я встала и на нетвёрдых ногах побрела к окну, на ходу разминая затёкшие суставы.
Какое на Альянсе странное небо ночью. Насыщенно-фиолетовое. А зависшую на небосводе луну будто рассматриваешь в лупу или телескоп. Она раз в пятнадцать превышала по размерам обычную.