По мере того, как рассказывал Холмс, картина убийства вырисовывалась предо мною как живая.
Мысль Холмса шла так логично, правильно и живо, что можно было закрыть глаза и увидеть все, что происходило на этом месте.
Покончив с осмотром трупов, Холмс принялся за осмотр комнаты.
— Это преступление произведено с очевидной целью грабежа, — заговорил он, подзывая меня и Венгерова, который уже успел перекинуться несколькими словами с следственными властями.
— Комод и сундук взломаны, вещи перерыты и частью выброшены. Разбойник, убежав с каторги, нуждался в деньгах, может быть, и в другом костюме.
Холмс вышел на улицу и, пробыв там около четверти часа, возвратился.
— Ну-с, дорогой Ватсон, теперь мы пойдем по живым следам, — произнес он, потирая руки.
— Вы что-нибудь уже открыли? — спросил с любопытством Венгеров.
— А вы мне прежде скажите, какие данные добыло следствие? — спросил в свою очередь Холмс.
— Следствие установило лишь преступление с целью грабежа, произведенного, судя по знакам на жертвах, Варнавкой, — ответил Венгеров.
— И больше ничего?
— Ничего.
— Это слишком мало для мало-мальски порядочного следствия, — с иронией сказал Холмс. — Я в этом отношении пошел немного дальше. Преступник приехал верхом на лошади, которую привязал ко второму столбу забора со стороны улицы. Лошадь прикусывает. Совершив преступление, он снова сел на лошадь и направился к северу. Могу сказать еще, что подкова на правой передней ноге лошади еле держится.
— Но откуда вы узнали это? — удивленно воскликнул Венгеров.
— О, это совсем нетрудно узнать! — ответил Холмс. — На втором столбе забора ясно видны следы лошади, имеющей обыкновение грызть дерево. Что следы эти совершенно свежи, показывает то, что крошки дерева еще и до сих пор видны на грязи. Тут же видны и следы копыт. В следе правой передней ноги подкова сбита на сторону, и на грязи отпечатывается край копыта, свернутого с подковы. Следы идут с севера и уходят туда же.
— Но почему вы предполагаете, что на лошади приехал именно разбойник?
— Очень просто. Я спрашивал народ, не приезжал ли кто-нибудь к убитым или не выезжали ли они сами, и получил отрицательный ответ. Между тем, лошадь должна была долго стоять у забора, так как дерева сгрызено много, и если бы лошадь стояла привязанной так долго днем, то она непременно обратила бы на себя чье-нибудь внимание.
— Что же вы намерены делать? — спросил Венгеров, волнуясь.
— Мне необходимо знать, есть ли отсюда какие-нибудь дороги на север?
— Кроме той, по которой мы едем, — нету.
— В таком случае, сядемте сию же минуту в экипаж и марш в погоню!
Мы быстро возвратились на станцию, приказали заложить лошадей и, сев в экипаж, помчались по направлению к Баргузину.
Лишь только мы выехали за северную околицу, как Холмс приказал ехать шагом.
Сам же он, соскочив с возка, пошел сбоку дороги, пристально всматриваясь во множество конских и человеческих следов, видневшихся на успевшей подсохнуть глиняной почве.
— Здесь! Вот, вот! — кричал он время от времени, указывая нам на почти затоптанные редкие следы со сбитой на сторону подковой.
Затем он сел в тарантас, и мы помчались что есть духу.
Дорога шла без разветвлений, от нее не отходила ни одна тропка, и мы мчались быстро, умеряя шаг лошадей приблизительно через каждые пять верст.
Холмс делал свои наблюдения, и мы продолжали путь.
Но вот, наконец, мы доехали до первой станции.
Там мы приказали перепрячь лошадей. Но это оказалось не так просто. Сибиряк-смотритель вышел к нам и категорически объявил, что тройки дать не может.
— Это еще почему? — крикнул Венгеров.
— Только пара свободная есть. Две тройки в отъезде, одна пять минут тому назад возвратилась, а из четвертой тройки какой-то мерзавец украл сегодня одну лошадь.
Шерлок Холмс насторожился.
— Вы говорите, что у вас украли лошадь? Когда?
— Да сегодня, часов около шести утра. Эта лошадь пришла в четыре домой. Ну, часов до пяти кучер возился с лошадьми, а потом уснул. В это время и украли. Должно быть, на юг или на север угнал!
— На юг он не мог угнать, потому что мы встретили бы его, — ответил Холмс. — Попросту, Варнавка…