- Но тогда мы во всем обвиним вас, - сказал Штирлиц и, прямо в лицо президенту, выпустил дым.
- Нас? - покашливая, спросил президент.
- А кого же еще?
- Вы хотите сказать, что Хрущев будет стучать своим ботинком по трибуне ООН и плеваться в зал, а мы в этом будем виноваты?!
- C чего вы взяли, что он будет стучать? - недоумевая, спросил Штирлиц.
- А что же по-вашему он будет там делать? высморкавшись, сказал Эйзенхауэр.
Штирлиц пренебрежительно посмотрел на него, тоже высморкался и ответил:
- Никита Сергеевич, расстрендить Кузькину мать, будет произносить речь за мир и процветание во всем мире!
- Какую мать?
- Кузькину мать!
- Вы что, надо мной издеваетесь?! - возмутился Эйзенхауэр.
- Простите, я не хотел вас обидеть, - потупив глазки, сказал Штирлиц. - Это русский сленг и любимое выражение Никиты Сергеевича.
- А-а-а! - протянул президент.
Прошел еще один час. Тот же лакей принес кофе. Штирлиц отпил глоток и его чуть не вырвало.
- Что это за гадостью вас поят?! - возмутился он.
- Это же кофе, - извиняясь, сказал лакей.
- Меня таким суррогатом даже в нацистских застенках не поили! - закричал возмущенный Максим Максимович и выплеснул на несчастного негра всю чашку. Тот что-то пробормотал на уругвайском языке c легким перуанским акцентом и, еще раз извиняясь, вышел.
Эйзенхауэр тоже извинился перед Штирлицем. Штирлиц простил ему и не стал доставать свой любимый кастет.
"Классно было бы, если бы я врезал ему!" - подумал полковник Исаев.
"Руки не доросли!" - подумал президент США, а вслух сказал: - Максим Максимович, мы c вами умные люди и зачем осложнять отношения из-за какой-то чашки кофе?
- Хорошо. Ну, допустим, вы все уже знаете. Допустим, вы даже знаете то, о чем я даже не догадываюсь. Допустим, Хрущев будет себя вести безобразно в зале ООН. Я здесь не за этим. И Штирлиц протянул президенту шифровку c заданием Центра.
Эйзенхауэр внимательно прочитал уже знакомый ему текст и, усмехнувшись, сказал:
- Вы хотите найти Бормана?
- Вы умный человек. Мы прекрасно понимаем друг друга. Вы знаете, где он?
- Знаю, - сказал Дуайт, шевеля ушами.
Штирлиц понял его и, вытащив из левого кармана галифе вторую разрывную гранату, протянул ее президенту.
- Годится! - сказал президент, пряча гранату в бронированный сейф. - Борман находится в вашем ведомстве, в параллельной камере c Гитлером.
- Благодарю вас, - сказал Штирлиц и, чеканя шаг, вышел из кабинета.
Придя в свой номер, Штирлиц передал Родине следующее послание:
"Юстас - Алексу.
По моим сведениям Борман находится в Бутырской тюрьме. Прошу провести c ним оперативную работу и выяснить, связан ли он c американской разведкой.
В случае отрицательного результата, прошу выслать того же Бормана ко мне.
Извиняюсь за те оскорбления, которые я нанес Первому. Это была роковая ошибка. Впредь, такое не повторится. Даю слово.
Юстас".
ГЛАВА 10. РЕЦЕПТЫ ПАРТИЙНОЙ КУХНИ
В то время, когда Гитлер ужинал, Борман страдал от голода - Мартина Рейхстаговича уже вторые сутки не кормили. Не кормили его не только потому, что в тюрьме всем было наплевать на судьбу бывшего рейхсляйтера Германии, но еще и потому, что для него еще не было разработано меню. Сталин умер. Штирлиц был в Америке. А кроме этих двух людей, больше некому было придумать адского рецепта для особы такого ранга.
Мелкий пакостник не мог тогда знать, что в Кремле шло секретное совещание среди высших руководителей партии и правительства. Обсуждался единственный вопрос: "Чем кормить Бормана?"
Хрущев, который был мастак до всяких пакостей, был в роли предводителя:
- Товарищи, вопрос, как вы все понимаете, очень сложный. К нам в руки попал бывший рейхсляйтер Германии, гражданин Борман Мартин Рейхстагович. Сейчас он находится в Бутырской тюрьме, там же , где и гражданин Гитлер. C Гитлером все ясно, но чем кормить Бормана? Мы должны сегодня же решить этот вопрос, так как завтра будет поздно - он уже вторые сутки ничего не ест!
Хрущев вытер пот со лба, высморкался, налил себе стакан самогонки, выпил, рыгнул и пьяным взглядом окинул присутствующих: рядом c ним сидел Брежнев и что-то рисовал, Микоян играл в карты c Пельше, Андропов и Черненко играли в домино, и только Жуков сидел в задумчивости...
Казалось, что всем не было никакого дела до обсуждаемой проблемы. Хрущеву это не понравилось. Тогда он встал, взял в руки графин и запустил его в Пельше. Пельше ловко нагнулся, и графин пролетел мимо, разбившись о портрет Ленина.
- Никита Сергеевич, вы что себе позволяете? Вы что против Ленина? Против партии? - заорал возмущенный Леонид Ильич.