- О, и мы все равно нарушим биологическое равновесие! - радостно сказал подхалим Томпсон.
Кеннеди задумался.
- Послушайте, Томпсон, кого-то вы мне напоминаете... - сказал он, снимая бронежилет.
- Рад стараться! - воскликнул Томпсон.
- Старайся, старайся, - сказал президент и, медленно зевнув, удалился.
***
- Слушай ты, Лысенко чертов, ты когда гирбринт огурца с бутылкой выведешь? Я жрать хочу! - Никита Сергеевич снял ботинок и постучал им себе по лбу. Это ему очень нравилось, и он постучал еще раз, посильнее.
- Скора, Никит Сергеич, - пообещал Лысенко и вновь громко заржал.
- Ты давай торопись, толстый, а то как врежу в ухо, - сказал Хрущев, начиная злиться.
- Я вот те сам врежу, - сказал Лысенко, поднимая кулак, и два гения большой и маленький - принялись, кряхтя и поминутно охая, драться. Их быстро разняли и развели по разным комнатам.
- Чтоб без гинбринта я тебя не видел, морда ты со шнурками! - орал Никита Сергеевич, пытаясь вырваться и снять ботинок, чтоб запустить им в Лысенко.
- Сам дурак! - отвечал Лысенко, плюясь на пол и дергая ногами.
***
По выложенному белым мрамором коридору Капитолия гуляли сквозняки и Борман. Вчера он написал на стене "Родина-мать зовет", нарисовал непристойную картинку и высморкался во все шторы, хотя на насморк не жаловался. Борман был ужасно доволен собой.
Партайгеноссе шел по коридору, напевая чуть-чуть переправленную песню Пахмутовой: "И вновь продолжа-а-ается бой... И Борман такой молодо-о-ой...". Он был в хорошем настроении и никому не мешал. Левую руку партайгеноссе держал в заднем кармане, и за ним тянулся извилистый след банановой кожуры и яблочных огрызков. День, как всегда, обещал быть очень удачным.
Мимо проходил хмурый, невыспавшийся Штирлиц. Поравнявшись с Борманом, он неожиданно вынул руку из-под пулеметной ленты, висевшей у него на тельняшке, и дал Борману подзатыльник.
- Это тебе за заговор, - пояснил он. В выпученных глазах Бормана появился признак немого вопроса.
- Вот это память... - восхищенно сказал Борман, держа обеими руками гудящую от удара голову.
Штирлиц спокойно прошел по коридору, лавируя между расставленными партайгеноссе препятствиями, и исчез на лестнице, погромыхивая по ней коваными сапогами.
Партайгеноссе радостно потер руки. Предусмотренного на случай желающих подняться грохота не последовало.
"Значит, Штирлиц спустился вниз", - обиженно подумал Борман. Этого он не предусмотрел.
Штирлиц сидел за столом и сосредоточенно делал вид, что пишет.
На самом же деле он загнал в дырку в крышке стола жирную муху и теперь обильно поливал ее чернилами. Ему было интересно, можно ли покрасить муху чернилами, и будет ли после этого летать это животное. Когда чернильница опустела и перо стало отзываться легким дребезжанием в ответ на попытку обмакивания в чернила, Штирлиц бросил это философское занятие и медленно потянулся.
Муха выбралась из своей тюрьмы и медленно полетела к окну, громко жужжа и брызгаясь чернилами. Штирлиц улыбнулся и два раза плюнул на пол. Он опять был прав.
День медленно тянулся к закату. Лиловое солнце нежно коснулось вывески "Сегодня и ежедневно кроме субботы, четверга и понедельника у нас лучшие котлеты в штате Мэн", и Штирлиц, зевнув, достал из кармана пачку "Беломора".
Как всегда, делать было совершенно нечего.
В городской центр культуры - публичный дом, куда его звал мистер Томпсон, идти не хотелось - после вчерашнего дебоша болела поясница и там могли, по крайней мере, набить морду. Томпсону, конечно.
Штирлиц поскучал еще примерно час, затем смахнул с затылка пыль и отправился в коридор.
Напротив гипсового бюста Кеннеди стоял на четвереньках мистер Томпсон, прижимая обеими руками к тусклому мрамору пола простую фетровую шляпу. Он стоял неподвижно, но тем не менее старательно кряхтел. Штирлиц бросил зубочистку и подошел ближе.
- Кто у тебя там? - вежливо поинтересовался он.
Томпсон поднял к нему потную морду и плаксиво сказал:
- Во-вторых, не у меня, а у господина Министра обороны. А во-первых, я сам не знаю.
- Вредный ты, - сказал Штирлиц и приготовился дать Томсону пинка или подзатыльник. Но его что-то остановило - прилипшая к пальцам, залежавшимся в кармане, жевательная резинка типа "Бубель-Гум спешал фор Штирлитц" - так было написано на пачке.
- А где эта интриганская морда? - спросил Штирлиц, отлепляя от пальцев липкий, но довольно жесткий продукт.
- Вы про кого, про господина Министра? Он ушел...
Ненадолго...
Ну, ему надо...
- Понятно, - сказал Штирлиц, приятно улыбаясь.
Из ватерклозета, располагавшегося в конце коридора, рядом с портретом Вашингтона, раздалось шипение и клокотание. Вскоре оттуда показался посвежевший и очень довольный господин Министр, вытирая мокрые руки о пиджак.
- Штирлиц, как хорошо, что вы пришли! - сказал он и сделал такое лицо, каким осужденный утром перед казнью встречает палача.
- Прямо превосходно, - сказал Штирлиц, чтобы все поняли, как ему приятно.
Господин Министр, продолжая радостно улыбаться, сделал маневр к отступлению.
- Кто у Томпсона под шляпой? - строго спросил Штирлиц.
Господин Министр закатил глаза к небу и стал думать, чтобы такого соврать. Обманывать Штирлица считалось очень рискованным делом. Но кроме мелких земноводных амфибий на ум ничего не приходило.
- Лягушка? - неуверенно сказал господин Министр и покосился на Штирлица.
Зверь, сидящий под шляпой, задергался и издал зловещее стрекотание.
- Крупная? - сочувственно спросил Штирлиц.
- Очень, - сказал господин Министр, отыскивая место, куда в случае чего можно было бы прыгнуть.
- Кусается? - продолжал Штирлиц.
- Может руку откусить, - сказал господин Министр, слегка увлекшись. Томпсон побледнел и, держа шляпу одной рукой, вытер другой холодный пот со лба. Шляпа внезапно вырвалась и поскакала по этажу, натыкаясь на стены и отскакивая от них в почтительном недоумении.
Шеф разведки, все еще стоя на четвереньках, побежал ловить ее. Тыкая руками в шляпу, он опрокинул ее. Из-под шляпы вылезла крупная желтая саранча, подвигала челюстями и скрылась на лестнице.
- Упустил! - истошно заорал господин Министр.
Штирлиц расцвел в довольной улыбке.
- Надули, - счастливо сказал он, как будто надули не его, а Томпсона или господина Министра. - Неужели тебя мама в детстве не учила, что врать нехорошо?
Господин Министр покраснел и стал выписывать левой ногой различные геометрические фигуры. Штирлиц залюбовался его раскаянием.
По лестнице приполз вспотевший и взъерошенный шеф разведки.
- Поймал, - сказал он, показывая укушенный палец.
Крупный полевой вредитель был зажат у него под мышкой и угрожающе шевелил челюстями.
- Осторожней, не помните, - засуетился господин Министр, подставляя стеклянную банку из-под соленых огурцов.
Через минуту псевдолягушка сидела в банке и томно билась головой о металлическую крышку. Очевидно, такое беспокойство было обусловленно близостью товарища Штирлица.
- Зачем тебе эта уродина? - спросил Штирлиц.
- О, Штирлиц, вы ничего не по...
Ой-ой, извините, я хотел сказать, что это крупный стратегический зверь. Мы зашлем его в одну страшно отсталую страну, и тамошний вождь останется голодный.
- Хорошо придумано, - сказал Штирлиц, жонглируя двумя кастетами. - А в какую такую отсталую страну?
Господин Министр опять закатил глаза и стал напряженно думать. Конечно, Штирлицу говорить не следовало.
- Ну? - сказал Штирлиц. - В какую?
- В Папуа-Новую Гвинею, - нерешительно сказал господин Министр.
- А чем тебе папуасы досадили? - удивился Штирлиц.
- Воюют, проклятые, - сказал господин Министр, понуря глупую голову. Штирлиц недоверчиво посмотрел на него. Он, конечно же, понял, что его опять-таки хотят обдурить.
- Ты у меня смотри, - сказал он, показывая кастет. Штирлиц знал, что он в любом случае узнает зловещие планы господина Министра, и поэтому нисколько не торопился.
- Ладно, - сказал Штирлиц, вытирая рукавом томпсоновского пиджака испачканный тушенкой рот. - Мы с вами еще поговорим.