– Ну ладно. Я пошла на кухню... Ты полежала бы лучше, Люд, – добавила она, обернувшись на пороге. – Все с книгами этими возишься!..
Вечером ели ажурные блины с жирной малосольной селедкой. Была даже икра – щучья. А к чаю – дефицитная сгущенка и ароматное клубничное варенье.
Бабушка вспоминала, как полвека назад девочкой она вместе с родителями впервые пришла в этот дом. Бабушкиному отцу за хорошую работу дали квартиру. Он служил раклистом на ткацкой фабрике.
Я спросила:
– Что делает раклист?
– Раклист?! – Бабушка была сражена – она много раз повторяла это слово, никогда не задумываясь о его значении. – Не знаю... Рабочий какой-то. А может, техник, – добавила она неуверенно.
В новом доме все им было в диковинку: собственная кухня, лифт-стакан и газовая колонка. В первое время бабушка ужасно боялась ее шипения и треска. А бабушкина товарка, Лида Коростылева с пятого этажа, из страха перед ярким всполохом пламени колонку вообще не включала и умывалась холодной водой.
Я знала, что дальше разговор собьется на Лиду, на ее аккуратную, самостоятельную дочь, которая вовремя выгнала из дома пропойцу мужа и одна воспитала хорошего, скромного сына Митю. Митя окончил техникум, отслужил в армии и создал дружную семью с некрасивой, но доброй и хозяйственной девушкой Наташей.
По бабушкиному замыслу, мне следовало есть блины, наслаждаться и внимать ее рассказам. И не просто внимать, а видеть в них руководство к действию.
К счастью, до Мити на этот раз не дошло. Кто-то позвонил в дверь. Я сидела, не двигаясь с места.
– Твой, что ли? – с сомнением глядя на меня, спросила бабушка.
– Не знаю. Вряд ли.
– Ладно, пойду посмотрю.
Вскоре она вернулась, раздосадованная, какая-то напряженная.
– Ну вот, а ты говорила...
– Что?
– То!.. Вадик твой пожаловал. На лестнице ждет, в дом заходить не хочет. Премудрый!..
Я понимала, что надо выйти поговорить, но сидела, как будто приклеенная к стулу. Бабушка тормошила: иди.
– Скажи ему, бабуль, пусть придет в другой раз, – выдавила я, наконец.
– А сейчас чего?
– Сейчас у меня не то настроение.
– Иди, тебе говорят!
Она больно толкнула меня локтем в бок. Я вдруг заметила: бабушка как-то странно усмехается, будто знает больше, чем говорит.
– Ну бабушка!
– Я уж двадцать четыре года твоя бабушка.
Делать нечего. Я поплелась в коридор, убеждая себя, что я теперь для Вадима тень и душа. Вообще-то его приход – нарушение всех существующих правил. Вот души – да, могут навещать живых, если это им взбредет в голову. Но являться самовольно к душе...
Дверь была приоткрыта. Вадим стоял на площадке, облокотясь о перила. В руках он держал дорожную сумку.
– Тебе чего? – спросила я сухо.
– Тебя!
Он с силой притянул меня к себе. И сколько я ни старалась, так и не смогла освободиться – руки у него оказались крепкими, властными, истинно мужскими. Как я не замечала этого раньше?!
– Отпусти меня и иди домой, – посоветовала я, устав сопротивляться.
– Если я тебя отпущу, ты уйдешь и захлопнешь дверь. Мне придется звонить, беспокоить твою бабушку...
– А ты не звони. Иди домой и, главное, поищи себе подходящую невесту. Слушатель академии!
– Я пришел к тебе насовсем.
– Зря. Бабушка сказала, что не потерпит в своем доме всякого безобразия.
– Мы поженимся.
– Валерия Михайловна будет против.
– Не имеет значения.
– Она твоя мать.
– Я тебя люблю.
– Тебе кажется...
Я не договорила, осекшись на полуслове, как будто прозрела.
Все, что говорит мне Вадим, – чистая, стопроцентная правда. Да что там правда – высокая непреложная истина. Он меня любит, мы будем счастливы, будем вместе!..
Я закрыла, потом опять открыла глаза. За мутным стеклом подъезда в потоке желтого фонарного света порхали похожие на цветы снежинки. И снова, как тогда, по дороге к метро, я испытала глубокое, полнокровное счастье.
7
Не помню точно, когда Валерия Михайловна снова появилась на нашем горизонте. Кажется, сразу после командировки во Францию. Неделю назад мы прилетели из Парижа, я ездила в институт – восстанавливаться. Вышла из метро, остановилась на светофоре, и в это время кто-то окликнул меня.
– Людмила! – Около вишневых девятых «жигулей» стояла Валерия Михайловна. – Людмила, мне надо с вами поговорить.
– Пожалуйста.
Я спокойно, без укора и пафоса, посмотрела на Валерию Михайловну. Она, может, чуточку постарела, но по-прежнему осталась красивой и очень гордой.
– Поговорим у нас дома. – Валерия Михайловна распахнула передо мной дверцу «жигулей».
Я села в машину почти против воли – мне почему-то трудно было не подчиниться ей.