Томъ Соуеръ шелъ весело домой, размышляя о томъ, что и церковная служба можетъ быть занимательна, если въ нее вносится нѣкоторое разнообразіе. Одно только смущало его: онъ охотно позволялъ пуделю играть съ «кусалкой», но честно-ли было то, что онъ и унесъ ее съ собою?
ГЛАВА VI
Утромъ въ понедѣльникъ Томъ оказался несчастнымъ. Такъ было всегда до понедѣльникамъ, потому что этимъ днемъ начиналась новая недѣля медленнаго мученія въ школѣ. Онъ всегда встрѣчалъ понедѣльникъ даже желаніемъ того, чтобы передъ нимъ не было воскресенья, которое только усугубляло ужасъ новаго тюремнаго заключенія и оковъ.
Онъ лежалъ и раздумывалъ. Ему приходило на мысль, что было бы хорошо заболѣть; тогда не послали бы въ школу. Являлась смутная возможность… Онъ подвергъ себя изслѣдованію. Никакихъ недуговъ не оказывалось; осмотрѣлся снова… какъ будто рѣзь въ животѣ… Это поселило въ немъ большую надежду. Но сказанное ощущеніе скоро ослабѣло и совсѣмъ исчезло. Надо было подумать… Вотъ оно! одинъ верхній зубъ шатается. Это было счастье! Томъ хотѣлъ уже начать выть, какъ «погонщикъ», но его выраженію, но подумалъ, что если онъ выступитъ съ такимъ аргументомъ, то тетя Полли просто выдернетъ зубъ, а это будетъ больно. Поэтому онъ рѣшилъ оставить зубъ про запасъ, а теперь поискать чего-нибудь другого. Ничего не придумывалось сначала, но потомъ онъ сталъ припоминать, что докторъ разсказывалъ что-то объ одномъ паціентѣ, котораго пришлось уложить недѣли на три изъ-за пальца, и палецъ этотъ чуть не пришлось отнять… Томъ выставилъ поспѣшно свой «больной» палецъ изъ подъ одѣяла и принялся его разсматривать. Но какіе признаки требовались, онъ этого не зналъ. Все же можно было попытать наудачу, и онъ началъ усердно стонать.
Но Сидъ спалъ, не слыша ничего.
Томъ застоналъ громче и ему стало казаться, что палецъ начинаетъ болѣть.
Сидъ все не шевелился.
Томъ даже запыхался отъ своихъ усилій. Онъ отдохнулъ, потомъ понатужился опять и испустилъ цѣлый рядъ превосходнѣйшихъ стоновъ.
Сидъ только похрапывалъ.
Тома брала уже злость. Онъ крикнулъ: «Сидъ!.. Сидъ!» и встряхнулъ его. Это помогло, и Томъ сталъ снова стонать. Сидъ зѣвнулъ, потянулся, приподнялся на одинъ локоть, покряхтѣлъ и уставился на Тома. Томъ продолжалъ стонать. Сидъ окликнулъ его:
— Томъ!.. Что ты, Томъ?
Отвѣта нѣтъ.
— Слышишь, Томъ!.. Томь! Что такое съ тобою, Томъ? — И онъ потрогалъ его, смотря со страхомъ ему въ лицо.
Томъ простоналъ:
— Не тронь, Сидъ… Не толкай меня.
— Но что съ тобою, Томъ? Я позову тетю.
— Нѣтъ, не надо… Пройдетъ какъ-нибудь… Не зови никого.
— Какъ не позвать! Да перестань стонать такъ, Томъ; это страшно… Давно тебя схватило?
— Давненько… Охъ!.. Да не возись такъ, Сидъ… Ты уморишь меня.
— Томъ, отчего ты не разбудилъ меня раньше?.. О, Томъ, перестань же! Меня морозъ по кожѣ подираетъ, слушая тебя… Но что же болитъ?
— Я прощаю тебѣ все, Сидъ… (Стонъ). Все, что ты мнѣ дѣлалъ… Когда меня не будетъ…
— О, Томъ, развѣ ты умираешь?.. Нѣтъ, Томъ, не надо, не надо… Если когда…
— Я прощаю всѣмъ, Сидъ… (Стонъ). Такъ и скажи всѣмъ, Сидъ. И вотъ что, Сидъ: рамку отъ оконца и котенка моего съ однимъ глазомъ отдай ты той новой дѣвочкѣ, что сюда пріѣхала, и скажи ты ей…
Но Сидъ набросилъ на себя платье и убѣжалъ. Томъ страдалъ теперь въ самомъ дѣлѣ, до того было у него живо воображеніе, такъ что стонъ его становился почти естественнымъ.
Сидъ сбѣжалъ съ лѣстницы и крикнулъ:
— Тетя Полли, идите! Томъ умираетъ!
— Умираетъ!
— Да… Не мѣшкайте, поскорѣе идите!
— Вздоръ какой! Не вѣрю ничему!
Она побѣжала, однако, наверхъ; Сидъ и Мэри слѣдовали за нею по пятамъ. И она вся поблѣднѣла, губы у нея тряслись. Очутясь у постели Тома, она едва выговорила:
— Томъ! Что тамъ такое съ тобою?
— О, тетя, я…
— Говори, что такое? Что съ тобою, мое дитя?
— О, тетя, у меня гангрена на пальцѣ!
Старушка опустилась на стулъ и стала смѣяться, потомъ плакать, а потомъ то и другое вмѣстѣ. Это облегчило ее, и она сказала:
— О, Томъ, какъ ты меня напугалъ! Ну, а теперь довольно тебѣ глупить; вставай-ка.
Стонъ прекратился и палецъ пересталъ болѣть. Мальчикъ былъ немного пристыженъ и проговорилъ:
— Тетя Полли, мнѣ казалось, что онъ у меня въ гангренѣ: его такъ дергало, что я и о зубѣ позабылъ.
— О зубѣ, скажите! Что еще съ твоимъ зубомъ?