— Так он — взломщик, как и ты, — сказала она, когда я закончил. — Странно, что он нанял тебя.
— Трудно с тобой не согласиться.
— Ты действительно думаешь, что он потерял уверенность в себе?
— На все сто утверждать не могу. А ты что думаешь?
— Трудно сказать, не зная его.
— Разумеется.
— Но вот что мне непонятно: спланировать кражу уверенности ему хватило, а совершить — уже нет.
— Ты читаешь мои мысли, Виктория. И учтем: он убил человека. Конечно, можно утверждать, что тюрьма перевоспитала его, но решивший начать новую жизнь преступник не берется за старое, едва выйдя за порог исправительного учреждения.
— Мне совершенно не нравится, что он убил человека. А если вспомнить пистолет, который ты нашел в квартире, получается, что в этой истории тебя окружают люди, способные на весьма опасные поступки.
— Скажем, сломать пальцы или проломить череп?
— Вроде того… А эта блондинка? — Последнее слово сочилось презрением. — Что она тебе рассказала?
— Ее, как тебе известно, зовут Марике. И по моему разумению, она рассказал мне не все, что могла.
— Они никогда не рассказывают всего.
— Блондинки?
— Femme fatales,[2] Чарли.
— Она не такая!
— Если и не такая, то очень похожа. Ты наверняка задаешься вопросом, как поступил бы Фолкс, оказавшись на твоем месте, не так ли?
— Фолкс на моем месте не оказался бы. Я перепишу начальные главы, чтобы добавить ниточек, за которые он может уцепиться. Подумай вот о чем: мужчина, который знает все, находится в коме, femme fatale, как ты ее называешь, держит меня на расстоянии вытянутой руки.
— Во всех смыслах.
— Как смешно. Что еще? Ах, да, Пьер, который втянул меня в эту историю, знает не больше моего, а может, и меньше. Есть еще человек, который вломился в квартиру следом за мной.
— Плюс Бритоголовый и Дохлый, которые, между прочим, с каждой минутой все больше напоминают комедийный дуэт.
— И, наконец, обезьяны.
— Бах-бах-бум!
— Это была одна из лучших реплик Дохлого.
— Из их самого удачного сезона в Блэкпуле?
— Несомненно, — Виктория вздохнула. — И что ты собираешься делать?
— Не понял?
— Твой следующий шаг.
— Следующий шаг к чему?
— Я подумала, что ты захочешь разобраться, что к чему. Воровская честь и все такое.
— Да. Конечно. Но дело в том, Вик, что мне желательно прикрыть свой зад. И я хорошо понимаю, что абсолютно лучший для меня вариант — держаться от всего этого подальше. Я закончу книгу, потом решу, где буду работать над новой, — и все.
— То есть ты думаешь уехать?
— Как только книга будет закончена, да.
— А ты не рассматривал Лондон? Мы бы хоть встретились.
— Чтобы лишить наши отношения ореола загадочности? Позволить моему имени обрести лицо?
— Чарли, — так обычно говорят со слабоумными, — я сотню раз видела твое лицо на обложке. Помнишь?
— Ну, конечно, — ответил я. — Забыл.
Глава 11
После разговора с Викторией я какое-то время раздумывал над сюжетными линиями, но не смог придумать ничего, чтобы разрешить проблему портфеля, — во всяком случае, ничего стоящего. По правде говоря, я форсировал события, пытаясь закончить книгу раньше мною же намеченного срока. Где-то глубоко в подсознании мой разум упорно трудился над возникшей накладкой, и со временем, я только не знал, когда именно, блестящая идея должна была сверкнуть в голове и промчаться по каналам сознания с той скоростью, с которой ребенок спешит к родителям, чтобы показать, как он справился с головоломкой. А пока мне не оставалось ничего другого, как ждать.
Поэтому я отложил карандаш, включил компьютер, вышел в Интернет, открыл «Википедию» и набрал в строке запроса: «Три мудрые обезьяны». Кликнул мышкой, и на экране появилась интересующая меня статья:
«Три мудрые обезьяны — правила поведения, выраженные графически; иллюстрация изречения: „Не вижу зла, не слышу зла, не говорю о зле“. Эти три обезьяны — Мизару, закрывающая глаза, которая не видит зла; Киказару, закрывающая уши, которая не слышит зла, Ивазару, закрывающая рот, которая не говорит о зле. Иногда к трем обезьянам добавляют четвертую — Шизару, символизирующую принцип „не делай зла“…
Источник этой графической максимы — резное изображение семнадцатого века на воротах знаменитого храма Тосёгу в японском городе Никко. Само изречение, вероятно, попало в Японию с легендами тэндай-буддизма из Индии через Китай в восьмом веке (период Ямато)… Хотя учение, скорее всего, не имело никакого отношения к обезьянам, идея использования трех обезьян берет начало в игре слов: zaru (отрицательная форма глагола) и saru (обезьяна) в японском произносятся одинаково…