— Хотите подержать? — спросил я, взял ее руку, разжал холодные, влажные на ощупь пальцы, положил статуэтку на ладонь. Но кисть осталась вялой, и когда я попытался согнуть пальцы, жизни в них не почувствовалось.
— Она что-то для вас значит? Вы знаете, что это?
Ответа я не получил. С тем же успехом я мог обращаться к восковой кукле.
— Пошли. — Резерфорд положил руку мне на плечо. — Толку не будет.
— Может, завтра, — вновь предложила сиделка.
— Да, — выжал я из себя. — Возможно.
На улице, подальше от кошки, я несколько раз глубоко втянул воздух, прочищая дыхательные пути, и вопросительно посмотрел на Резерфорда.
— Она хоть поняла, что к ней приходили? — спросил я.
— Подозреваю, что нет.
— Разделяю ваши подозрения. — Я еще раз вдохнул полной грудью, огляделся, печально покачал головой. — Похоже, я только отнял у вас время.
— Нет, нет, отнюдь, — заверил он меня. — Я знаю здесь одно местечко, идеальное для ленча.
Глава 21
Мы поели в ближайшей кондитерской, после чего расстались, и я вновь отправился на поиски Марике. Нашел ее за стойкой бара «Кафе де Брюг». В белом фартуке, повязанном на узкой талии, с волосами, схваченными заколкой из панциря черепахи. Когда я вошел, на ее лице отразилась неуверенность: она не знала, как себя вести. Вероятно, поэтому она надулась как мышь на крупу.
В баре был только один посетитель: старик в толстой кожаной куртке и шерстяной шляпе. Он сидел за столиком со стаканчиком рома. Когда я вошел, мы кивнули друг другу, но разглядывать меня он не стал. Он облизывал губы и смотрел на стаканчик, словно собирался растянуть удовольствие на всю вторую половину дня.
— Я бы выпил пива, — сказал я, устраиваясь за стойкой. — И не надо сверлить меня взглядом. Я — не самая большая ошибка, совершенная тобой.
Марике молча взяла с полки стакан, наполнила из крана. Затем пластиковой лопаточкой собрала пенную шапку, образовавшуюся над кромкой. Я отпил пива, наблюдая за нею. Марике не знала, как ей на это реагировать. То ли тупой англичанин просто влюбился в нее, то ли он хочет что-то узнать.
— Хорошее пиво, — отметил я. — И стакан чистый, и к обслуживанию никаких претензий. Ты можешь собой гордиться.
Марике презрительно усмехнулась. На несколько мгновений ее лицо перестало быть злобным.
— Сколько еще ты собиралась тут проработать? Два года, три, прежде чем уйдешь, позволив какому-нибудь богачу с дыркой в голове жениться на тебе?
Еще одна презрительная усмешка и уничтожающий взгляд. Кто бы мог подумать.
— Если я правильно понимаю, таков был твой план? Если допустить, что ты действительно клюнула на эти алмазы?
Удивительно, как одно только слово может изменить выражение лица человека. С лица Марике исчезли все эмоции. Настороженность как в воду канула, а ничего другого ее место не заняло, словно лицо перезагружалось, ожидая новую программу, которую никак не могли получить мышцы под кожей. Длилась перезагрузка несколько мгновений, но этого мне хватило, чтобы понять, что направление я выбрал правильное.
— Майклу удалось уйти с алмазами, так? Ходили слухи, что тогда он украл целое состояние, и кто знает, сколько эти камни стоят сейчас.
Она надула губки и, еще не созрев для признания, с безразличным видом уставилась в окно.
— Я не понимаю одного: как со всем этим связаны обезьяны? И почему тебе нужны все три? Не хочешь просветить меня?
— С какой стати?
— Возможно, это в твоих же интересах.
— Но у тебя нет обезьян. У тебя нет ничего, что может меня заинтересовать.
— Сначала ты должна выкурить косячок, так?
Она выпятила нижнюю губу. Я не возражал. Мог бы глядеть на ее губки целый день.
— Один раз я уже заполучил этих обезьян. Могу добыть и во второй.
— И как ты это сделаешь?
— Вот это моя забота. Вопрос в том, как дорого ты их ценишь? И учти сразу: о двадцати тысячах евро лучше забыть. Я хочу половину алмазов.
Она бросила короткий взгляд на старика, вновь посмотрела на меня.
— Говори тише.
— Само собой. Но ты не ответила на мой вопрос.
— Я не могу отдать тебе половину. Они не имеют к тебе никакого отношения.
— А к тебе, значит, имеют? Послушай, ты, конечно, могла спать с Майклом, но я и представить не могу, что по любви.