После этого мне оставалось только убедить Викторию посетить отделение «Банк Сентраль». Ах, да — и прикинуться Катриной Ам. Поначалу она отказывалась, и понятно почему, но после того, как я связался с Бруно по телефону и он подтвердил, что проблем не возникнет, начала сдавать позиции. В конце концов, привел я еще один аргумент: Бруно — точно не убийца, раз согласился нам помочь. А я никоим образом не мог пойти в банк, потому что даже те редкие моменты, когда я максимально схож с метросексуалом, никто и никогда не принял бы меня за француженку. Единственная опасность подстерегала Викторию у входа в коридор, ведущий к хранилищу, где охранник мог попросить Викторию предъявить документы. Но как мы и договаривались с Бруно, он подошел к охраннику за пару минут до появления Виктории и занял его разговором, когда Виктория появилась у столика в начале коридора. Поэтому она лишь помахала водительским удостоверением, прежде чем написать «Катрина Ам» в регистрационной книге.
Честно говоря, в ожидании нашей встречи я немного сомневался, что Виктория все-таки пойдет в банк и мы реализуем намеченный план. Наверное, мне следовало больше верить в себя и Викторию, потому что все прошло без сучка и задоринки и теперь папка лежала на скамье между нами.
Я открыл защелки, откинул клапан и начал доставать лежащий в папке предмет — как оказалось, картину, написанную маслом, — и после первого взгляда у меня чуть не снесло крышу.
— Черт побери! — вырвалось у меня.
— Ш-ш-ш! — Виктория ткнула меня в бок и посмотрела на статую Марии Магдалины справа от нас.
Я сглотнул слюну, кивнул и уже полностью вытащил картину. Поставил пустую папку на пол, показал картину Виктории. Поскольку она не врубалась, прошептал на ухо фамилию художника.
— С ума сойти! — Виктория прикрыла рот рукой.
Я улыбнулся.
— Теперь ты понимаешь?
У Виктории округлились глаза. И губы под рукой образовали большую букву «О». Она покачала головой, изумленная донельзя.
— Она не настоящая.
— Ты думаешь?
— Не может быть настоящей.
Мы переглянулись, ни один не знал, что и сказать. Я коснулся пальцами холста, почувствовал нанесенные на него слои масляной краски. Картина принадлежала кисти Пикассо, она входила в число его наиболее известных работ кубистского периода.
— В последний раз я видел ее в Музее современного искусства в Центре Помпиду, — нарушил я паузу.
— И как она называется?
— «Гитарист».
Виктория повернулась ко мне, скорчила гримаску.
— И где гитара?
— Разве ты не видишь? Вот… это — дырка в центре гитары. А это рука гитариста. По крайней мере я всегда думал, что это рука.
— Трудно все это разглядеть.
— В этом смысл. Ты можешь проводить у этой картины долгие дни и находить в ней все новое и новое.
Виктория вновь посмотрела на картину, вздохнула.
— Ты любитель живописи, Чарли. И сколько она стоит?
— Трудно сказать. На открытом рынке при подтверждении подлинности… не знаю, наверное, десятки миллионов.
— Миллионов, — театрально прошептала Виктория, пожалуй, слишком громко.
Я огляделся, кивнул, поднял руку, призывая не реагировать столь эмоционально.
— Но мы говорим не об открытом рынке. Продать что-то такое… если произведение искусства краденое, нелегко. Кража такой картины привлекает пристальное внимание. А если продавать из-под полы… ну, не знаю… сто тысяч, максимум двести.
— Такая разница?
— Ничего не поделаешь.
— И каковы шансы, что это — подлинник?
Я покачал головой.
— Думаю, мы должны исходить из того, что это подделка. Я ничего не слышал о краже этой картины. Мне представляется, что это хорошая копия, но без сравнения с оригиналом трудно что-либо утверждать.