В каждом взводе было по два-три человека горских народностей с Северного Кавказа (даргинцы, кабардинцы, был ногаец Соломбек, чеченец Казбек, осетины и грузин с Северной Осетии – это кого помню) – вот то были исключительно гордые и конфликтные ребята, хотя и не все. В целом же положение кавказцев, а в учебке азербайджанцы держались обособленно от них, было такое, что они составляли неофициальное командование в каждом взводе, правда из привилегий было только назначение на не пыльные работы и право на докапывание по любому вопросу, что использовалось ими постоянно и по мере накопления приводило к вызовам на открытые разборки, от которых впрочем они как-то уклонялись.
Однажды в третьем взводе прямо в строю вцепились друг в друга айзер Ширинов и чеченец Казбек – боролись на равных, но когда пришло время становиться в строй я порадовался, что оружия у них не было. Взгляды пылали ненавистью. Если бы кто-то одержал победу в этой схватке, мне кажется, вполне могло дойти до более серьезных последствий.
Численность личного состава надо был знать дежурному по роте, чтобы отрапортовать дежурному по части – сколько по списку, сколько в строю и т.д. Хотя ему на самом деле было параллельно, но приблизительный порядок цифр надо было соблюдать, не скажешь же, что в роте сто человек. Так что всяко получается во взводе не менее тридцати рядовых-курсантов (к выпуску четырем или пяти в каждом взводе пожаловали по две сержантские лычки).
По мере заполнения штатной численности появлялись новые задачи. Каждый взвод должен был выучить свою песню. Для поисков «нашей песни» появившимся из отпуска командиром взвода я был командирован в библиотеку, что свидетельствовало об изучение им моей автобиографии, где я упоминал об окончание музыкальной школы. Мое усердие со знаком минус, позволило избежать участи музыканта полкового оркестра, о чем я не жалел, а сами поиски песни заключались в законном безделье на протяжении недели, по прошествии которых я сообщил, что подходящей не обнаружил, на что был получен ответ в угрожающей форме: «Тогда будете петь Трубу!»
Мне, как главному, а может единственному музыканту взвода, дали текст и ноты с мелодией песни. Стоя перед взводом я старательно зачитал первые строки, громко и четко:
«Если на Отчизну нагрянет беда -
Позовет солдата труба»
Пробежав глазами текст дальше я провозгласил его куда менее уверенно и воодушевленно:
«Армия моя – ты любовь и судьба
Ты со мной везде навсегда!»
После таких слов я решил выразить свое негативное отношение к подобному утверждению и громко заявил, что такое я петь не буду!
Выбора, однако, нам предоставлено не было и мы пели, с грехом пополам. эту самую пресловутую «Трубу». Не задалось у нашего взвода с конкурсом пения, в вот в других подразделениях оказались более талантливые запевалы и было приятно слушать песню на украинском языке, про то как они идут «сакрыниченьку копать». Хохлов там было человек пять максимум, так что не в количестве дело. Хотя, может это выходец с Ровно Москалик был таким неприметным любителем национальных песен…
Апофеозом и бенефисом стала песня четвертого взвода по мотивам песни Розенбаума «К дому путь дороженька далека». Произошло это неожиданно для всех, во время послеобеденного построения на площадке возле учебного корпуса. Каждый взвод шел с песней по главной дороге, сворачивал на плац перед корпусом и становился в общий строй. Вся рота уже была построена и ждали последний взвод. Они пели просто обалденно, нереально хорошо, особенно применимо к самой обстановке. Все как-то притихли и в этой установившейся тишине раздавалась песня.
Сначала запевали пара человек, но запевали блестяще, звонко и громко. Слова я может где и подзабыл, но ощущение нереальности происходящего у меня сохранилось. Такого чистого и искреннего исполнения, проникавшего в душу, мне не доводилось больше слышать:
«К дому путь дороженька далека,
Но трехрядка рвет меха, ой лиха…
С песнями да криками, с шашками да пиками,
Едут-едут казаки по верхам!»
Припев подхватывал уже весь взвод, состоящий наполовину из призванных с не казачьих окраин Союза, что не портило исполнение, а напротив придавало ему мужественности, суровости и сплоченности:
«Все ближе-ближе к дому казаки,
Уже знакомый ветер у щеки,
И подбоченясь сотник выскочил в галоп,
Давно отца не видывал малой!»