Хождение строем дало четко проследить процесс становления коллектива, его возмужания, которое как ни странно выражалось в попытках «бунта на корабле». Дело в том, что для получения права на сон необходимо было несколько раз образцово-показательно пройти строевым шагом всем взводом, а иногда и ротой. Поначалу это была трудно решаемая задача и после пяти-десяти попыток замок или старший по роте сержант терял терпение и все шли на отбой по результатам усердия, но не результата.
Следующим этапом стало состояние роты, при котором в принципе шагать строем научились и для удовлетворения растущих требований командиров требовался лишь соответствующий настрой, который создавался криками наиболее авторитетных курсантов: «Достали вы, тормоза! Ну давайте уже пройдем нормально!» и пинков наиболее тяжелым кадрам.
Финальным состоянием и логичным итогом воспитания строевого братства стало внезапно возникающее всеобщее нежелание повиноваться командам в ответ на запредельные требования с целью достичь идеального прохождения. Выражалось это в нарочито-показательном намеренном сбое шага. Такой дробный топот означал: «Нам все по-фигу, останемся на плацу хоть на ночь, но и вы с нами нашагаетесь!» Нужно снова отдать должное сержантам – они этот переход общего настоя чувствовали мгновенно и мелочные придирки прекращались, врагов себе было немного.
Еще один интересный пример «общего разума» возник при реализации попытки нашего взвода облагородить центральный въезд в часть к торжественному дню принятия Присяги. Со стороны дороги, выходящей к нашему плацу, был земляной откос, который глаз, скажем так, не радовал. Кто решил придать ему зеленый и ухоженный вид неизвестно, но для реализации был направлен наш взвод.
Первый день, суббота, дал очень жалкий результат. Из примерно сотни метров было кое-как выложено порядка десяти. Задача ставилась по принципу: «Копать от забора и до обеда», куски дерна носили из-за ограждения, что позволяло запросто отлынивать от работы. Оставалось в запасе еще воскресенье и тут наших командиров осенило. Взвод разделили на пары, каждому был выдан участок длиной в пару метров и по завершении было обещано свободное время до конца дня каждой паре, выполнившей боевую задачу.
Что тут началось! Все буквально летали с огромными кусками дерна, имеющиеся в распоряжении лопаты выдергивались из рук, на один большой кусок укладывалось несколько поменьше и вся конструкция волочилась двумя соратниками в надежде разом решить земельный вопрос. В итоге все было готово часа через два, газон украшал обочину по всей длине, хотя результаты первого дня не позволяли надеяться на окончание работ и по итогам недели.
Службу в учебке можно разделить на несколько существенных отрезков. Сама службы в армии согласно общеизвестному определению делится четко на «Первый год, когда солдат работает, как трактор и второй, когда он стоит на капремонте». К каждому этапу службы имеются лаконичные определения и все проходят от «Без вины виноватых» до «Стариков-разбойников». В учебке практически также, только сжато в полгода.
До принятия Присяги шло приспособление к службе с осознанием того, что влип всерьез и надолго. После все вошло в рабочее состояние и шло по накатанному, многими призывами проторенному пути.
Из новых реалий появились увольнительные в город по-воскресеньям, в которых я побывал одиннадцать раз (!) за свои полгода службы в Крчи, причем первые полтора месяца до присяги их не было и не могло быть. Наш сержант – замкомвзвода был в городе за это же время раза четыре и серьезно невзлюбил меня за находившиеся у меня поводы для увольнения почти еженедельно. Причины у него для этого, несомненно, имелись, так как не все увольнительные были мной получены законно, но и не все заработанные я отгулял.
Увольнения – это отдельная тема. Недалеко от законных выходов в люди отдалились и самоволки, то есть попытки покинуть часть на несколько часов без необходимого письменного разрешения командования. Солдат постоянно тянет на волю, что старшина охарактеризовал бы: «Куда к солдату не повернись – везде жопа!»
Из-за пристрастия к увольнениям я был наиболее близок провалу. Разузнав, что прибытие родственников является безусловным основанием, я решил организовать данное прибытие самостоятельно. Но не рассчитал ревностное отношение нашего сержанта к количеству моих походов в город. Он не поленился протопать со мной до КПП, где никто меня, разумеется, не ожидал.
Ситуация обострилась, но я прикинулся, что они вот-вот подойдут, видимо куда-то отошли. На мое счастье родителей, приехавших проведать своих детей, было в достатке и я уговорил какую-то добрую женщину представиться моей теткой. Повторно на КПП меня сопровождал уже непосвященный в ситуацию и абсолютно незаинтересованный в моем разоблачении ответственный по роте, который передал меня с рук на руки и шалость сошла мне с рук. Больше я к таким сомнительным способам не прибегал, а при острой необходимости пользовался краткосрочными самоволками.