Зёма сам провел разъяснительную беседу, по итогам которой я, прибыв на станцию с пайками, с удивлением обнаружил, что узбеки меня сторонятся, немец с Перегудовым не прочь поговорить. Митителу относился ко мне с некоторой симпатией и всегда был в стороне от излишних придирок, занят в основном сваркой и прочими квалифицированными работами. Шумакову с Терешковым вообще было не до меня, у них своих проблем хватало, но перечить другим они никогда не решались и поняв, что мой испытательный срок пройден тоже нормально общались со мной.
Так что жизнь вдруг резко переменилась и дальше уже все шло более-менее нормально, хотя и не без приключений. Бонусом к общему консенсусу стала выдача мной обществу полусотни сигарет различных марок, «настрелянных» мной за предыдущие месяцы.
Дело было в том, что с сигаретами был полный «швах», их не было нигде, курили в складчину, «покурим» слышалось везде, а бычки обязательно припрятывались. Единственным надежным способом было попросить, то есть «стрельнуть» сигарету у штатских посетителей аэропорта по пути в туалет. Отказывать солдатам было не принято и я пользовался этим для пополнения запасов.
Поначалу меня пытались посылать за сигаретами, но Валик это дело прекратил по причине того, то я не курил и мое нахождение в аэропорту могло дорого обойтись им самим. Точнее это скорее было объяснение, а на самом деле он таким образом просто немного защищал меня. Больше меня никто никуда не послал, правда иногда Перегудов по-товарищески просил: «Толстый, стрельни сигаретку, все равно же идешь!», что было вполне допустимо.
Таким образом у меня скопилось целое сокровище, истребленное совместными усилиями Альберта, Перегудова и, кажется, Митителу, хотя я не уверен, что он курил. Узбеки к угощению допущены не были. У меня стоит перед глазами картина, как немец с жадными глазами вытянул самую красивую сигарету с ярко-золотыми полосками и закурил ее с видимым наслаждением.
Приезжавшие из роты и любившие посмотреть телевизор РГТшники тоже сменили гнев на милость и вместо постоянных до…бок, сложились вполне нормальные отношения. Паша Яковенко («Яковенчик»), белорус, оказался вполне общительным парнем, из «дедов» приезжал только он, да еще постоянно находившийся неподалеку Урсу.
Из тех, кто был на полгода старше помню Коляду из города Сумы, который мечтал о том, как отдохнет дома: «По цивилу. Негромкая музыка, теплое солнце, пляж и все дела!», парня по прозвищу «Москва» из столицы. Были еще немцы Гейбель и Гибельгаус, земляки нашего Еннера, тоже зависали у нас при всякой возможности.
Было удивительно смотреть на всех этих детей в форме, собиравшихся у нас по воскресеньям для просмотра только появившихся диснеевских мультиков «Чип и Дейл спешат на помощь» и «Дядушка Скрудж». Футбол тоже пользовался популярностью. Как раз «Спартак» добрался до полуфинала Кубка Чемпионов, проиграв в нем только «Олимпику» из Марселя. Мне кажется я не пропустил за время службы ни одной трансляции, даже в первую зиму отлично помню все матчи еврокубков.
Зима была долгой, нескончаемой, к марту многие протоптанные дорожки заметало по утрам настолько, что через них приходилось продираться после поземки по колено в снегу. Снег шел постоянно, мог идти без перерыва по три-четыре дня. Температура достигала минус тридцати и даже опускалась ниже сорока градусов.
Мне запомнился случай, когда я шел с привычным ужином в руках, термометр в аэропорту показывал «-41°С», кроме завязанной шапки у меня на лице был натянута маска с прорезями для глаз и в это же время мальчишки гоняли в хоккей во дворе с развевающимися ушанками и веселыми криками.
Отмораживать руки-ноги мне не пришлось, хотя пару раз сердобольные бабушки затягивали меня в подъезд и растирали щеки варежками или руками, был неделек от обморожения, как видно. А дети на физкультуре ходили на лыжах, играли в хоккей на залитых площадках, а более старшие щеголяли на улице без шапок – особенная северная мода!
Морозы-морозами, в результате Терешков разморозил двигатель… Вместо антифриза использовали воду из батареи. Утром ее заливали в радиатор, а на ночь сливали. То ли он ее не слил до конца, то ли еще что-то произошло, но в итоге двигатель «крякнул», его сняли и отправили на ремонт, а на ходу остался только КрАЗ.
Иногда приходилось пригонять другую машину, ставить на нее кислородную бочку и отправляться на железнодорожную станцию – получать кислород. Азот и кислород приходил откуда-то в цистернах, содержимое которых понемногу перевозилось к нам на точку. Азота требовалось много, кислорода на порядок меньше, да и полеты происходили все реже. В первую зиму они были каждые две недели, а за всю вторую от силы раза три.