В общем, очередной караул вопреки привычным благодарностям и постановке нас в пример заступавшим на смену, закончился тем, что мы с лейтенантом – начальником караула вместе сидели на трубе с надписью «Не садиться!» и спорили кто из нас первый отправится под арест, а мимо метался Улизко со стеклянными глазами, создавая стихию и крича: «Готовится побег!»
Начался самый заурядный караул с того, что в нем для наведения порядка на территории были откомандированы крайне неуступчивые военные из самой большой части в Архангельске, в которой к тому же происходило получение пищи на личный состав караула.
Вероятно, в части они имели авторитет, были, разумеется уже дедами, равно как и я тому моменту, и на этом основании пытались откосить от всяких работ. Я всегда с пониманием относился к срокам службы и всем сопутствующим привилегиям, но перспектива получить «втык» от начгуба или привлечь молодых бойцов из нашего караула меня не устраивала.
В результате постоянных перепалок я утратил бдительность и оставил где-то связку ключей от камер, которые носил на длинном шнурке. Ключей было штук пятнадцать, по числе камер, к каждой собственный ключ. Вообще-то ключи должны находиться у начальника караула и выдаваться выводному только в его присутствии для открытия замков, но по факту все делал выводной, иногда с конвойным, а начальник караула из дежурки выходил только в случае присутствия начгуба.
Так как было воскресенье, то необходимости отрывать лейтенанта от более важных задач не было и все катилось как и было заведено. В какой-то момент я обнаружил, что ключей нет и спросил у начальника караула, не у него ли они. Он поначалу принял это за очередной розыгрыш, чем мы надо сказать злоупотребляли с неопытными офицерами, включился в игру и заявил, что у него.
Тут появился проверяющий – ответственный от комендатуры заместитель коменданта подполковник Баранов. Я выпросил у спящего Кота его маленькую связку ключей – помощник отвечал за столовую, офицерское отделение, калитку от входа и еще что-то. На его связке было четыре ключа, но такого же типа, как и от камер.
Ответственный присутствует на прогулках заключенных, дожидающихся направления в дисбат. Таких в этот день было человек пять и я умудрился открыть все пять камер с использованием других ключей! Прогулка прошла нормально, я слегка выдохнул и пошел с серьезным разговором к начальнику караула, с порога заявив: «Я не шучу, у меня реально нет ключей!», на что получил примерно такой же ответ: «У меня тоже на самом деле нет!»
Дело пахло керосином и после поисков повсюду с подключением всех незадействованных на постах, опроса арестованных и предложения пойти навстречу, было принято решение звонить начальнику гауптвахты старшему прапорщику Улизько. По выражению лейтенанта: «Прапор, он и есть прапор – кусай за х…!»
Я был настроен не столь оптимистично, тем более в результате проведенного опроса было установлено, что арестанты с нетерпением ждут моего появления в своем обществе! Я на это заявил, что еще посмотрим, но если нет – я им еще покажу где раки зимуют, держа марку от безысходности.
Учеба в войсках проходила формально-незаметно. Устав я так и не выучил и не знал, что выводного нельзя направлять на гауптвахту. За все полтора года у меня никто не проверял его знания, хотя при заступление в караул знание соответствующих разделов Устава проверялось обязательно, но выборочно.
Лейтенант дозвонился. Улизько явился с белым лицом, выслушал рапорт и помчался в кабинет поднимать панику по телефону. Выходя из кабинета он смотрел сквозь меня и начальника караула, не замечая нашего присутствия и обращаясь исключительно к конвойному Андрееву со словами: «Передайте товарищу выводному…» или «Передайте товарищу начальнику караула…». Это был звездный час товарища Андреева, взлетевшего до вершины своей карьеры на первом году службы!
Организовать надлежащий «кипеж» начгубу не удалось, комендант на связи отсутствовал, военный прокурор – тоже, все-таки вторая половина воскресного дня! На его отчаянные крики в трубку: «Обстановка напряженная! Готовится побег!!!» явился только дежурный по комендатуре Баранов, который в свое время и ходатайствовал о моем отпуске.
Он был очень достойный, выдержанный, интеллигентный офицер. С грустью отметил, что меня конкретно подставили, на что мне возразить было нечего и оставил почти нейтральную запись в журнале: «По вине начальника караула, передавшего ключи выводному, были утеряны ключи». Субординация требовала принятия решения о поощрениях и наказаниях именно по инициативе ответственного от комендатуры, так что Улизько пришлось смириться и на том все закончилось.