Они решили тоже повернуть обратно в Париж. Они ехали уже пять часов, и лошади начинали уставать, но тем не менее они проехали еще часа три. Наконец лошади окончательно выбились из сил. Пришлось дать им отдых.
В этих бесцельных скитаниях прошел целый день, и к вечеру, ничего не узнав, герцог Гиз со спутниками подъезжал к деревушке, расположенной недалеко от Парижа. Так как у герцога расковалась лошадь, то он подъехал к кузнице, хозяин которой поджидал на пороге клиентов.
— Как прикажете подковать лошадь? — спросил кузнец. Задом наперед?
— Ты пьян, что ли, болван? — гневно крикнул ему герцог.
— Да помилуйте, ваша честь, я думал, что теперь такая мода! Только вчера я подковал четырех мулов и четверку лошадей таким образом.
— А куда они направились? — насторожившись, спросил Рене.
— Туда! — сказал кузнец, показывая рукой на запад, то есть как раз в ту сторону, откуда только что вернулся герцог.
— Проклятие! — крикнул Рене. — Они обманули нас!
— На лошадей! — крикнул герцог Гиз, хмелея от бешенства. — Клянусь своим вечным спасением: или я навсегда уроню честь своего имени, или я догоню их!
Но лошади преследователей были вконец утомлены. Тогда Рене и граф Эрих отправились на поиски новых лошадей. На это ушел целый час, но в конце концов все же удалось подыскать кое-что подходящее.
Уже закатывалось солнце, когда Гиз и его спутники тронулись в путь. На некотором расстоянии от деревушки они встретили монаха, ехавшего верхом на муле.
— Эй, честной отец, не повстречали ли вы экипаж, эскортируемый четырьмя всадниками?
— Нет, ваша честь, я еду из самого Шартра и на всем пути не встретил никого, кроме всадника, который дал мне пакет для вручения королю.
— Покажите его! — повелительно приказал герцог. Монах доверчиво достал из-под рясы письмо и показал его герцогу. Рене тоже взглянул на конверт и сейчас же крикнул:
— Это от королевы Екатерины!
— Дай сюда письмо! — приказал герцог.
— Тише, тише, господа! — ответил монах. — Оно адресовано королю, а не первым встречным молодчикам!
Тогда, по знаку герцога, граф Эрих ссадил монаха с мула и без дальних разговоров отнял письмо. Герцог вскрыл его, пробежал глазами и упавшим голосом сказал:
— Да ведь королева уехала совершенно добровольно и никто не принуждал ее!
— Вы ошибаетесь, ваше высочество! — сказал ему Рене, покачав головой. — Разве вы не видите, что печать наложена вершиной герба вниз? Это означает, что королева писала по принуждению.
Несчастный монах ничего не понимающими глазами смотрел на окружавших его вооруженных людей.
— Вот что, честной отец, — сказал ему герцог, — возвращайтесь спокойно в монастырь и не беспокойтесь ни о чем. Мы — приближенные короля и передадим письмо по назначению. Скажите только, где вы встретили всадника, передавшего вам письмо?
— По дороге в Блуа.
— Когда это было?
— Около трех часов тому назад.
— Его лошадь казалась усталой или свежей?
— Она была совершенно свежа и бежала, словно заяц.
— Зайцев тоже ловят! — сказал герцог Гиз и, пришпорив лошадь, понесся впереди своего отряда по указанному ему направлению.
XXXIII
Отведя королеву Екатерину в ее комнату, замаскированный тщательно запер ее на засов и вернулся к своим товарищам, которые сидели в зале уже без масок. Это были Генрих Наваррский, Ноэ и Лагир.
— До сих пор все шло как по маслу! — сказал Ноэ.
— Все удалось обделать тихонько, без шума! — заметил Лагир.
— Ну, а благодаря тому, что мне пришло в голову свернуть с дороги на целину, выбраться другой дорогой и перековать лошадей задом наперед, преследователям будет трудновато отыскать наш след! — сказал Генрих Наваррский.
— А если они и найдут его, то только потеряют время даром, — заметил Гектор, вошедший в этот момент: он-то и говорил со вдовствующей королевой всю дорогу и в замке.
— Вообще, — сказал Генрих, — все было задумано очень удачно. Если даже королеве и удастся сбежать от нас…
— Это невозможно!
— Ну, мало ли что бывает иногда! Так вот, если ей даже удастся это, то у нее нет ни малейших доказательств против нас с тобой, так как в се присутствии мы ни разу не разинули рта, а голоса Гектора она не знает.
— Но королеве не удастся сбежать, — ответил Ноэ, — а потому я хотел бы знать, что вы собираетесь делать с нею?
— Как что? Я буду держать ее как заложницу в Нераке, пока Карл IX не выплатит мне приданого и не передаст Кагора. Ну, а когда он сделает это, я верну ему его бесценную матушку.
— Это недурно задумано! — ответил Амори де Ноэ. — Но… я все-таки предпочел бы, чтобы королева Екатерина умерла от какой-нибудь болезни.
— Я не разделяю твоего мнения! — ответил Генрих. — Видите ли, я думаю, что, вернувшись в Лувр, королева первым делом соберет большую армию и отправится в поход, чтобы отобрать у нас обратно Кагор, а может быть, и еще что-нибудь.
— Ну, это мы еще посмотрим! — сказал Генрих Наваррский. — Теперь же, в ожидании далекого будущего, нам не мешает поесть и выпить, так как я умираю от голода и жажды.
Они принялись весело есть и пить, чего нельзя было сказать об их пленнице. Хотя в комнате, где заперли королеву, и был накрыт стол» уставленный всяческими яствами и питиями, но Екатерина ни к чему не притронулась. До самого вечера она не пила и не ела, и только в конце дня съела кусок паштета и отпила четверть стакана вина. Затем она уселась в кресло и заснула. Ее разбудил стук отпираемой двери.
— Ваше величество, — сказал ей замаскированный Гектор, — нам нужно двигаться далее в путь.
— Неужели вы опять наденете мне на голову этот отвратительный капюшон? — спросила Екатерина.
— Это необходимо, ваше величество. Вообще должен предупредить вас, что малейшая попытка снять капюшон или выскочить из экипажа будет стоить вам жизни.
Екатерина повиновалась. Они проехали несколько часов, как вдруг экипаж остановился и Гектор сказал королеве:
— Можете снять капюшон и подышать свежим воздухом.
Королева поспешила воспользоваться разрешением и жадно оглянулась через окно по сторонам. Они были на лесном перекрестке. Один из замаскированных всадников держал факел, а другой отвязывал привязанных к деревьям свежих лошадей. Королева поняла тогда, что у ее похитителей везде расставлены подставы.
В течение ночи они переменили еще раз лошадей и к утру приехали в какой-то замок. Здесь Екатерина опять провела день в запертой комнате, а к вечеру ей опять предложили сесть в экипаж, и последний сейчас же тронулся в путь.
В эту ночь опять меняли два раза лошадей. Они подъезжали к месту, где должна была ждать третья подстава, как вдруг Генрих остановил свою лошадь и прислушался.
— Ноэ! — шепнул он своему спутнику. — Ты слышишь шум лошадиных копыт?
— Слышу, государь. Их много, но они далеко!
— Все-таки необходимо поскорее переменить лошадей.
Они пришпорили лошадей и поехали к тому месту, где их должна была ждать подстава. Но лошадей там не оказалось…
— Однако! — сказал король. — Сир де Террегуд имел достаточно времени, чтобы приготовить подставу!
— Не понимаю, что это может значить! — растерянно произнес Ноэ.
— Но ведь это — измена! — сказал Генрих Наваррский.
— О Государь, — возразил ему Ноэ, — я ручаюсь головой за Ожье.
— Но ведь я тоже ручаюсь за сира де Террегуда!
— В таком случае с кем-нибудь из них случилось несчастье. Между тем стук копыт преследователей все близился и близился…
— Если лошади не прибудут вовремя, нам придется выдерживать жестокую схватку! — сказал Ноэ.
— Ну, так мы выдержим ее! — ответил Генрих Наваррский и, обнажив шпагу, тихо скомандовал: — Наварра, в позицию!