Не было никаких сомнений в том, что эти люди постараются продолжить фаллическую историю кино путем двух доступных способов: нагрузив историю ХХ века новыми «забытыми» режиссерами и расхвалив фильмы современного кинопроцесса, которые к ней относятся. В начале 2012 года можно было встретить разные списки лучших фильмов 2011 года, где не было ни одной картины на английском языке. Все это ясно уже как Божий день: зачем и почему. Жить среди этих людей было так же невыносимо, как людям второй четверти ХХ века было жить во времена, когда им в глотку стали запихивать какое-то новое великое искусство, которое им казалось нелепым в своих претензиях на что-либо, но они не могли ни спорить, ни имели для этого достаточного желания. Надо помнить, что в 60-е Англия проиграла борьбу и на поле теоретического осмысления кинематографа; спрятаться в американской традиции было для них чем-то таким же естественным, как желание удержаться за классические каноны эстетики и морали. Эти люди предпочли бы быть названными неинтеллектуальными, недалекими, но иметь в своих списках любимых фильмов картины Брайана Форбса и других хороших режиссеров 60-х, чем припадать к этой клике террористов, которая бесчинствовала в те годы направо и налево.
Глядя на лица, те самые, что мы «не увидим в мультиплексах», с митинга в защиту Музея кино в 2005 году, думалось только об одном: о перераспределении бунтарства. Смотреть на то, как шестерки киноведческой среды, последыши советской интеллигенции, изображают из себя борцов, делая полностью то, что обеспечит им место в истэблишменте, было невозможно; тот факт, что где-то еще могут быть люди, которые являются ауткастами по отношению к среде, которая так радостно их приняла, для них неприемлем, и они стараются его от себя закрыть. Отсюда видно: в начале XXI века социалистическое бунтовство изжило себя и переродилось в конформизм, а настоящим бунтарем можно было называть только бунтаря с идеалом из лагеря Майкла Пауэлла. А проблема в том, что им не с чем бороться: история кино, в академической среде, и так выглядит ровно так, как им хочется, и никто из популярной прессы и не претендует попирать ее при помощи голливудского развлечения, которое те в силу своей глупости видят своим главным врагом.
Было понятно, чем займутся эти люди, если к власти придут те, кого они хотят: сохранением анальной истории кино, поддержанием существующей парадигмы, и все это из эгоистического интереса прикрытия собственной бесталанной задницы, которая у всех давно на обозрении. Заговор непрофессионалов имеет чисто анальный характер, как выяснилось очень быстро уже в начале 2012 года. Желание такой вот судьбы художнику — верный способ появления сильной женщины, и в этом проявляется их тип характера как анальный.
Вот именно благодаря анальному псевдо-идеализму, диктатура наступит в любом случае. Вопрос только в том, будет ли это диктатура искусства — которая разберется с теми, кто последние 50–60 лет проводил геноцид человека под прикрытием гуманистических ценностей (иррационально или в силу какой-то меркантильной причины), при помощи таких способов ненасильственного воздействия, которые пока еще, возможно, даже не открыты, или же это диктатура насилия, которая разберется с теми же самыми людьми теми способами, которые хорошо известны. Те люди, о которых идет речь, разумеется, поспешат (уже спешат) смешать первый тип со вторым, окрестив его фашизмом искусства, как называют фашизмом огромное количество правильных вещей. Но вообще-то нужно напомнить, что огромное количество выдающихся умов в России начала 10-х годов прошлого столетия занимала мечта о своего рода трансцендентном обществе, в центре которого стояла бы фигура артистического сверхчеловека. Эта мечта, по сути, разбилась уже с началом Первой мировой войны, когда с русской сцены начали снимать произведения Вагнера, хотя Блок писал о человеке-артисте в 1919-м, и потом было еще несколько этапов эволюции, но чем это все кончилось для концепции сверхчеловека, мы знаем. Именно по этой причине целью всех людей, стремящихся к истине, сегодня является очищение искусства от коннотаций фашизма. Однако, учитывая антагонизм, который вызывает любое упоминание сверхчеловека у маленьких гуманистов, готовых препятствовать даже единственно спасительной для себя идее, если та перечеркивает их опыт — опыт второй половины ХХ века (нельзя также сбрасывать со счетов и просто желание получить ***ды за все хорошее, желание, продиктованное скрытым чувством стыда), думаю, что вероятность повторения фашизма в прежнем виде составляет около 90–95 процентов.