Вся мировая культура деградировала до того, что новые люди только вступают в отрочество, а у них уже есть это осознание, что с ними что-то не так, причем, в серьезной форме, и какими бы испорченными они ни были, это все равно люди, и они понимают, что так быть не должно. Глядя на проявления уродства, человек, понимавший эти вещи, как бы заключал, что этих людей уже не спасти, и если они выбрали эту дорогу и такие проявления, это означает, что у них нет ни малейших переживаний по этому поводу.
В Венеции в первые три дня, с 1 по 4 сентября, были показаны главные: Клуни открывал фестиваль, потом сразу Кроненберг и Полянский. Фрейда должен был играть Кристоф Вальц, но он отскочил, и Кроненберг попросил Вигго помочь.
7 сентября прошла новость, что китайские астрономы обнаружили Вселенскую «ось зла» в созвездии Лисички. До этого считалось, что строение Вселенной однородно, и такое явление как анизотропия, что не все частицы распределены равномерно, угрожало поставить под сомнение теорию Большого взрыва и теорию Эйнштейна об относительности.
КОЛОМБИАНА — 8 СЕНТЯБРЯ
Она могла бы не говорить — вся ее роль на чистой пластике, и несколько реплик: «Да, папа», «Убить дона Луиса» и «Жрать» — команда, которую она дает. На реплику мужчины «Я люблю тебя» в конце она все равно ничего не отвечает.
Вопрос: откуда взялись эти фильмы — не получит более точного ответа, чем причинно-следственная связь между десятилетиями, разделенными полувеком. Коллапс белой женственности осмыслить просто — поместив человека 40–50-х годов в кинозал, где у него возникнет вопрос: «Почему эта темнокожая женщина дерется?».
Не попытка встроить темнокожую женственность в понятия белой, а извинение перед темной. Темнокожая тёлочка может быть сексуальной и надирать задницы мужчинам — как Зои Салдана, или просто сексуальной — как Бейонсе, но она не будет вести себя, как когда-то ранее вела себя женщина в западном обществе, по причине того, что глаз мужчины направлен в ее сторону.
Актрисы второй половины 90-х — Халли Берри, Дженнифер Лопес, Сальма Хайек — вели себе еще как белые женщины; слом произошел где-то на рубеже веков, не раньше того момента, когда сама белая женщина стала надирать задницы. Потом выяснилось, что темнокожая женщина и надирает задницы лучше, и сексуальнее, чем белая. Боевая темнокожая тёлочка Зои Салдана, говорящая «секс» и «насилие» в одном лице, играла балерину в фильме «Авансцена» в 2000 году, когда у белой женственности еще были какие-то хлипкие шансы. Там говорилось и что балет — это для всех социальных групп, и темнокожая девица бралась командовать учителями, кто требует от них слишком многого; и что техника это не главное.
«Коломбиана» возвращает нас к понятиям забытого языка. Современность забыла, что экранные убийства, как правило, не имеют отношения к каким-то реальным убийствам, и чаще означают внутреннюю наклонность — которая может выражаться в кино, если уж переводить ее на проявления в «действительности» в каких угодно формах, необязательно связанных с отнятием жизни у человека. Поэтому до некоторых пор оперировать при разговоре о кино онтологическими понятиями, а не внешними, было неосмотрительно. Вроде идеи, что фраза «не танцующая женщина будет убивать», встретила удивление: какая еще «не танцующая женщина», кого убивать? Now you’re listening.
Причинно-следственная связь работает так, что за убийство предыдущей западной культуры, от которой каждая страна, которая выходит в лидеры на мировой арене, отрывается, как Америка от Англии, потом приходится платить через пятьдесят лет, и этот урок, который очень хорошо усвоила Америка в первое десятилетие XXI века, получит Россия в первое десятилетие XXII-го.
Интересно, но из-за того, что мы все это уже видели на экране, мы, вероятно, будем не так потрясены, попав в будущее, где люди передвигаются на летательных аппаратах, чем человек начала ХХ века — попав на самый обычный перекресток в крупном городе в начале ХХI-го — со всеми огнями и автомобилями, и высотными домами. Реальность для глаза перестроилась так сильно, что уже трудно представить — КАК видели этот мир люди, жившие за пятьдесят лет до нас; может быть, они видели в мире какие-то вещи, и это слишком заносчиво — показывать 50-е годы такими же средствами съемки, как 90-е. Может, чтобы показать 50-е, какими они были на самом деле, недостаточно просто восстановить эпоху в деталях интерьера и одежды: нужно создать плотность воздуха, которая открывалась глазу тех людей, а значит, внести более высокую степень воображения во все ее элементы постановки, от декорации, цвета, до поведения актеров. Актеры не могут играть так же, как в 90-е, потому, что люди вели себя менее натуралистично, чем играют современные актеры, степень Маски, может, была выше в «настоящем» человеке 50-х, чем в актере 90-х годов.