Я поняла, что, когда он прикусывает нижнюю губу и отводит взгляд, ему это не нравится. Когда он делает мне комплимент простым Ты хорошо выглядишь, он просто думает, что это нормально. Но когда он смотрит слишком долго, сжимая кулаки и глубоко вздыхая, тогда ему это действительно, очень нравится.
Он расспрашивал меня о моей личной жизни гораздо больше, чем я от него ожидала, и я рассказала ему о Софи, не выдавая ничего личного и не вдаваясь в подробности. Рассказала ему о своей маме и о том, как ушел мой отец. Он хмурился, когда я упоминала своего отца, но почти ничего не сказал, вероятно, чувствуя, что отстаивать свое мнение - не его дело.
И он всегда спрашивает меня о Бо, но я могу сказать, что ему трудно говорить о нем. Он больше не настаивает, чтобы я ему звонила, особенно после того, как я рассказала ему, как Бо ко мне относился. И иногда это заставляет меня задуматься, сохранит ли Эмерсон меня в качестве своей секретарши, когда поймет, что я не собираюсь заманивать Бо обратно домой. Если я не смогу вернуть его сына, я, по сути, буду для него бесполезна – по крайней мере, там, где замешан Бо.
— Мне нужно твое мнение, — говорит он из-за своего стола, когда я нажимаю Отправить на связанную девушку, отправляя ее Гаррету одним нажатием кнопки.
Он сидит за своим столом, уставившись в свой компьютер. Я придвигаю стул напротив него и устраиваюсь на коленях, наклоняясь над его огромным письменным столом из красного дерева.
— В чем дело? — Спрашиваю я.
— Вечеринка по случаю открытия клуба состоится в следующем месяце, и я не могу выбрать между этими двумя костюмами.
Я делаю паузу, бросая взгляд на его лицо, прежде чем повернуться к экрану.
Эмерсон Грант просит у меня совета по моде. Это было бы все равно, что попросить золотистого ретривера помочь мне с налогами.
На экране два мужчины-модели, каждый из которых одет в официальные смокинги, которые сидят на них так, словно были сшиты специально для них. Первый одет во все черное, даже галстук и майка, так что это слои соболиной фактуры, и я уверена, что на Эмерсоне он смотрелся бы чертовски эффектно. Но другой костюм, темно-синий из атласа с широкими лацканами и черным галстуком поверх белой рубашки.
Мои губы кривятся, когда я рассматриваю два варианта. Затем я смотрю на него, мое лицо находится всего в нескольких дюймах от его, когда я смотрю в его насыщенные зеленые глаза.
Черный был бы сексуален, но синий на его загорелой коже и с этими яркими зрачками был бы царственным.
— Синий, — шепчу я, отрывая от него взгляд и снова глядя на экран.
— Во что будет одета твоя пара? Я думаю, тебе стоит попытаться сравняться с ней.
На мой взгляд, его спутница – это какая-нибудь супермодель в дизайнерском платье сшитом специально для нее и этого единственного события.
— У меня ее нет.
Я снова смотрю на него.
— Почему нет?
Он пожимает плечами, откидываясь на спинку стула.
— Я не знаю. Имеет ли это значение?
— Я имею в виду... ты владелец секс-клуба. Если ты войдешь туда один, ты не собираешься уходить один, — поддразниваю я его, но эта мысль высасывает из меня немного юмора.
Какая-то счастливая сучка идет домой с самым важным, самым красивым, самым богатым мужчиной на вечеринке. Должно быть, это приятно.
Он выглядит в основном безразличным.
— Я не собираюсь встречаться со случайной девушкой на торжественной вечеринке по случаю открытия моей компании.
Ладно, думаю, босс не занимается сексом на одну ночь. Интересно…
— И у тебя нет девушки?
— Нет.
— Тогда, я думаю, тебе стоит пойти на свидание. — Я откидываюсь назад, устраиваясь поудобнее в кресле.
Мой взгляд на мгновение задерживается на его руках, лежащих на столе, и у меня появляется идея. Вероятно, это будет неловко, но я не кто иная, как упрямая и бесстрашная в общении.
— Могу я посмотреть на твою руку?
— Что? — Спрашивает он, морща лоб.
— Я умею читать по ладоням, и мне просто нравится видеть линии людей.
На его лице остается растерянное выражение, когда он говорит:
— Ты очень странная, Шарлотта.
Я легко смеюсь, когда тянусь к его огромной руке. Положив его раскрытую ладонь перед собой, я позволяю своим прикосновениям мягко переместиться с его запястья на кончики пальцев.
Не нужно быть специалистом по хиромантии, чтобы понять, что Эмерсон Грант всегда был офисным человеком. На нем нет мозолей или шрамов, а ногти ухожены. На самом деле они такие мягкие, что я, кажется, не могу перестать гладить его кожу, и в комнате становится тихо.
Я чувствую его взгляд на себе, поэтому вместо того, чтобы позволять себе зацикливаться на своей неуверенности, я наклоняюсь вперед и позволяю своим прикосновениям провести по линиям его ладони.
Его большая рука затмевает мою крошечную, когда я протягиваю ее перед собой.
— У тебя длинная линия сердца. Это хорошо, — добавляю я, заглядывая ему в глаза.
Однако он не смотрит на линии. Его взгляд прикован к моему лицу, и мне приходится подавить свои нервы.
Он твой босс, Шарли. И отец Бо. Вытащи свой разум из канавы.
— Что это значит? — Спрашивает он.
— Люди с длинной, прямой линией сердца обычно хорошие любовники, — говорю я с игривой ухмылкой.
— Имеет смысл, — шутит он, и я ловлю себя на том, что хихикаю, а мои щеки горят.
— Это также означает, что ты экспрессивный, романтичный и ценишь настоящую любовь в своей жизни.
— Хм...
— Смотри, у меня тоже длинная.
Я раскрываю перед ним ладонь, показывая, где горизонтальная линия начинается у моего указательного пальца и тянется по всей руке, без каких-либо разрывов или изгибов.
— Разве не у каждого в жизни есть любовь? — Похоже, это его не впечатлило.
Сжимая его раскрытую ладонь в своей, я бросаю на него короткий взгляд.
— Не просто любовь, Эмерсон. Это означает, что у тебя будет настоящая, всепоглощающая, опьяняющая, изменяющая жизнь, разрушающая землю любовь. Любовь, за которую ты готов умереть. Без которого ты просто не смог бы жить. Любовь, от которой трудно дышать. Как будто ты можешь чувствовать это не только в своем сердце, но и в своих венах, костях и мышцах. Везде.
Моя рука движется к груди и я закрываю глаза делая глубокий вдох.
Я не хотела так увлекаться, но я буквально чувствую, как слезы застилают мне глаза, и это унизительно, потому что он никак не может понять, о чем я говорю.
Но когда я открываю глаза, он смотрит на меня с выражением, которого я раньше на его лице не видела. Морщинка, которая обычно залегала у него между бровями, исчезла, а взгляд стал мягким. Он изучает меня так, словно видит впервые.
— Это то, чего ты хочешь, Шарлотта?
Я заставляю себя вдохнуть.
— Я не соглашусь ни на что меньшее.
— Хорошо. — Он смотрит на мою руку, все еще лежащую на столе, и берет ее, раскрывая мою ладонь так, как я держала его.
— А в твоих строчках говорится, что ты это получишь?
— Да.
Его пальцы пробегают по складкам моей ладони, и я забываю, как дышать. Его прикосновения такие нежные, несмотря на то, что он намного крупнее меня, и я ненавижу себя за то, что представляю это же прикосновение к своей груди, вниз по позвоночнику, между ног…
— В твоих тоже, — добавляю я, нарушая хрупкое молчание.