Мои глаза не отрываются от земли, пытаясь заглушить яростного мужчину, стоящего рядом со мной.
— Клуб принадлежит Эмерсону, — деликатно говорю я.
Я бы хотела, чтобы мы с ней могли поговорить об этом наедине. Я ненавижу себя за то, что жду так долго. Моя мама все понимает; ей было бы все равно, если бы я просто рассказала ей все до того, как он узнал.
— О, Шарли... — Говорит она, опуская голову и потирая лоб.
— Но я никогда не продавала себя, — огрызаюсь я в ответ, на этот раз направляя свое разочарование на него.
— Чушь собачья! — Кричит он.
— Дай ей договорить, Джимми. Она взрослая...
— Парень, с которым я работаю, видел тебя, Шарли! Он видел тебя там три раза. Он сказал, что ты вышла на сцену на каком-то аукционе и продала себя!
Темные, пристальные глаза мужчины, которого я видела прошлой ночью, всплыли у меня в памяти. Я знала, что где-то видела этого человека, и теперь я вижу все это так ясно. Я встречалась с ним, когда была моложе, и знала, что он работает в юридической фирме моего отца.
Я вздрагиваю, думая о том, что он видел меня на той сцене почти без одежды, увозимой Эмерсоном, в комнате для подглядывания прошлой ночью с Иден. Я стону при этом воспоминании.
— Тот мужчина, который выиграл, был моим парнем, — отвечаю я, заставляя себя расправить плечи и не съежиться от стыда.
Снова и снова мысленно я просто продолжаю повторять: я не сделала ничего плохого. Я не сделала ничего плохого. Я не сделала ничего плохого.
— О, твой парень, — отвечает папа. Я тоже все о нем слышал. Эмерсон Грант.
По тому, как он подчеркивает его фамилию, я понимаю, что он собирается сказать.
— Отец Бо, Шарли?
— О, Джимми, ты оставишь ее в покое? Она взрослая. Ты не можешь просто так приходить сюда и отчитывать ее как ребенка.
Он поднимает руку, прижимая ее прямо к ее лицу, чтобы заставить ее замолчать, и меня охватывает чувство раскаленной докрасна ярости.
— У тебя, блять, больше нет права голоса, Гвен. Мне не следовало оставлять их с тобой. Посмотри, как ты облажалась с ними. Во-первых, это было... — Он машет рукой в сторону дома, и я знаю, что он собирается втянуть в это Софи, и все во мне хочет взорваться от гнева.
— Не смей втягивать ее в это, — огрызается моя мать, останавливая его прежде, чем у него появляется хоть какой-то шанс.
— Ты упустил этот шанс, когда бросил ее.
Когда она пытается оттолкнуть его руку от своего лица, он отталкивает ее назад, и я огрызаюсь.
Мой папа никогда не был жесток ни со мной, ни с моей мамой, но он всегда доминировал в разговоре. Он постоянно заставлял ее молчать или разговаривал с ней свысока, и прямо сейчас, вид того, как он отталкивает ее, как будто ее голос ничего не значит, заставляет меня покраснеть.
— Не прикасайся к ней! — Кричу я, пытаясь протиснуться между ними. Но моя мать тоже сопротивляется, а он слишком занят тем, что кричит на нее рядом со мной, и, похоже, его не волнует, что я пытаюсь его остановить.
Потасовка между нами быстро обостряется. Я смутно узнаю доносящиеся издалека звуки других голосов, закрывающиеся двери двух машин. Но у меня туннельное зрение, и я сосредотачиваюсь исключительно на том, чтобы увести своего отца как можно дальше от матери. Однако здесь так много криков, он кричит на мою мать, она кричит в ответ.
Внезапно я даже не могу поверить своим глазам, когда две большие, широкоплечие руки хватают моего отца за шиворот и с силой швыряют его о стену гостевого домика.
Должно быть, у меня галлюцинации, потому что Эмерсон уткнувшись лицом в лицо моего отца рычит на него, как разъяренный зверь.
— Тронь кого-нибудь из них еще раз, и я, блять, похороню тебя.
— Эмерсон! — Кричу я.
— Эмерсон? — Удивленно переспрашивает мой отец. — Ты тот мудак, который трахает мою дочь?
Я прикрываю рот рукой и снова бросаю взгляд в сторону дома, чтобы убедиться, что Софи поблизости нет и она не услышала этого.
Мама хватает меня за руку, оттаскивая, и я чувствую, как она дрожит. Но я не могу оторвать глаз от Эмерсона, гнев и ненависть сквозят в выражении его лица и тоне его голоса.
Он выглядит расстроенным, его брови хмурятся еще больше.
— Следи за своим языком, ты, кусок дерьма.
— Меня от тебя тошнит, — огрызается мой отец.
— Вы оба, остановитесь! — Кричу я, приближаясь к ним.
— Держись от него подальше, Шарли. Вызови полицию, — рычит мой отец, но Эмерсон снова прижимает его к стене.
— Пожалуйста, остановись, — умоляю я, обхватывая рукой руку Эмерсона.
Когда он смотрит на меня сверху вниз, в его глазах появляется намек на мягкость. И он, кажется, борется со своим следующим вздохом, когда тяжело вздыхает. Он осторожно убирает руки с рубашки моего отца и отступает. Момент наполнен напряжением, поскольку двое мужчин пронзают друг друга взглядами, полными кинжалов.
— Гвен, ты знала, что этот сорокалетний мужчина делал… Бог знает, что с нашей дочерью?
— Папа, пожалуйста, прекрати, — умоляю я, унижение снова захлестывает меня.
Большая рука ложится мне на спину, и я наклоняюсь, чтобы он успокоил меня.
Моя мать насмехается.
— Да, Джимми, я знала. Он пришел на вечеринку по случаю дня рождения Софи.
На краткий миг на лице моего отца появляется шок и замешательство, когда он переводит взгляд с нее на себя и меня. Я вижу, как все, что Эмерсон хочет сказать моему отцу, просто вертится у него на губах.
Я чувствую, что едва могу пошевелиться. Как будто одно неверное слово или движение, и все между ними взорвется.
— Почему я не знал об этой вечеринке? — Отвечает мой папа.
— Потому что тебя не пригласили, — резко отвечает моя мать.
Я никогда не слышала, чтобы она так с ним разговаривала, и я вроде как люблю ее за это.
— Я думаю, тебе следует уйти, — рычит Эмерсон.
— Я? Это мой дом, придурок.
— Я не думаю, что твоя семья хочет, чтобы ты был здесь прямо сейчас, пока ты так себя ведешь, — говорит Эмерсон ровным тоном. — Так почему бы тебе не уйти и не успокоиться? Возвращайся, когда сможешь говорить как настоящий мужчина.
Ни один из мужчин не двигается, и такое ощущение, что между ними находится бомба замедленного действия.
— Настоящий мужчина? — С усмешкой отвечает мой папа.
— Ты думаешь, что ты настоящий мужчина? Манипулируя молодыми девушками. Я все знаю о твоем отвратительном клубе, и моя дочь заслуживает гораздо лучшего, чем ты, больной ублюдок.
— Эй! — кричит другой голос с линии забора, и мы все в унисон оборачиваемся, чтобы увидеть Бо, стоящего у ворот.
Мой рот приоткрывается, когда я смотрю, как он направляется к моему отцу с выражением неподдельной ярости на лице.
— Не разговаривай так с моим отцом.
Эмоции сдавливают мне горло, как будто кто-то сидит у меня на груди, и когда я смотрю на Эмерсона, я вижу, как меняется выражение его лица. Гнев проходит, и под ним проступает стыд.
Папа, с другой стороны, смеется.
— Твой отец? — Спрашивает он. — Извини, но разве ты сначала не встречался с моей дочерью? Ты хочешь сказать, что тебя устраивает, что он забирает твою девушку? Что у вас за гребаная семья?
— Да, ну, по крайней мере, мой отец звонит мне, ему не наплевать на меня, и он не бросил меня, когда я больше всего в нем нуждался, — отвечает Бо, и мои глаза расширяются от шока.
Я протягиваю руку, чтобы успокоить его, потому что в данный момент он выглядит так, словно хочет проделать дыру в лице моего отца.