Что касается маленького храма Инари в саду, то божество это считалось покровителем семьи на протяжении нескольких поколений, поэтому молодые супруги подтвердили все, что было написано об этом в письме. Вот только, сейчас никто уже не умел вызывать лису. Ребенком Ёсимацу слышал, что дед обладал этим искусством, но в один прекрасный день Белая Лиса, Мёбу-но-син, перестала являться на его зов, и теперь сохранилась только старая лисья нора в тени дуба позади храма. Они повели Цумуру к этому месту – у входа в нору уныло висела священная соломенная веревка [102].
Все эти события относились к тому времени, когда скончалась бабка Цумуры, иными словами, случились за два-три года до того, как он рассказал мне о них, пока мы сидели на камнях в Миятаки. Старая О-Рито и ее дети были теми «родственниками в деревне Кудзу», о которых он писал мне в Токио. О-Рито была старшей сестрой его матери, то есть теткой Цумуры по материнской линии, ее семья была родней его матери, и с этого времени Цумура поддерживал с ними связь. Больше того, он помог им деньгами, построил для своей тетки отдельный маленький флигелек, расширил мастерскую, где изготовляли бумагу, так что семейство Комбу смогло теперь заниматься своим скромным кустарным промыслом гораздо успешнее.
VI. Сионоха
– Так зачем же все-таки ты приехал? – спросил я, когда рассказ Цумуры дошел до этого места. – У тебя какое-то дело, что ли, к этой твоей тетушке?
– Нет, я должен еще кое-что тебе рассказать…
Стало уже так темно, что глаз едва различал белую пену в стремительном потоке у наших ног, но все же я заметил, что при этих словах Цумура слегка смутился.
– Я уже говорил тебе, что, когда в первый раз подошел к ограде тетушкиного дома, я увидел там девушку, она вымачивала в воде бумагу…
– И что же?
– Эта девушка… Понимаешь, она внучка другой моей тетки, покойной тети О-Эй. Она жила тогда в семье Комбу, пришла помогать в работе… – Голос Цумуры звучал все более смущенно. – Я уже говорил, это настоящая деревенская девушка, никакая не красавица… В такой холод ей все время приходится иметь дело с водой, поэтому руки и ноги у нее совсем загрубели. Но мне, наверное, вспомнились те слова из письма, и, когда я увидел ее мокрые, красные руки, она удивительно мне понравилась. И знаешь, лицом она почему-то напоминает мне фотографию матери. Конечно, с виду она простенькая служанка, тут уж ничего не поделаешь, сказывается окружение, в котором она росла, но, может быть, если ее немного пошлифовать, она станет еще больше похожа на мою мать…
– Конечно. Так это и есть твой «барабанчик Хацунэ»?
– Да… Послушай, как твое мнение? Я хочу жениться на этой девушке.
Ее звали О-Васа. Дочь тетушки О-Эй вышла замуж за некоего Исиду, крестьянина из соседней деревни Касиваги, там родилась О-Васа. Жили бедно, и, когда девочка окончила начальную школу, ее отдали в услужение в городок Годзё, но семнадцати лет она взяла расчет и вернулась в деревню, потому что дома понадобились рабочие руки. С тех пор она помогала семье, работая в поле, но с наступлением зимы, когда кончаются полевые работы, ее посылают к родственникам, в дом Комбу, помогать при изготовлении бумаги. Вот и теперь она должна скоро снова быть здесь, но покамест, наверное, еще дома… Поэтому Цумура решил сперва посоветоваться с тетушкой О-Рито и четой Ёсимацу, и, если они одобрят его намерения, девушку срочно вызовут или он сам отправится в деревню Касиваги, к ее родителям..
– Значит, если все пойдет гладко, я тоже увижу О-Васу-сан?
– Конечно. Оттого я и пригласил тебя в эту поездку, что хотел познакомить с О-Васой, услыхать твое мнение… Понимаешь, слишком уж в разной обстановке мы выросли… Допустим, мы поженимся, но будем ли счастливы в конечном итоге? Я все-таки немножко тревожусь на этот счет. Нет, конечно, я уверен, все будет хорошо, но все же…
…А я все же встал с этих прибрежных камней и увлек за собой Цумуру. Было уже совсем темно, когда, наняв рикшу, мы вернулись в Кудзу, в дом Комбу, где условились провести эту ночь. Не буду описывать впечатление, которое произвели на меня тетушка О-Рито, вся ее семья, их жилище и мастерская, где изготовляли бумагу, – получилось бы слишком длинно, к тому же кое о чем я уже писал, так что незачем повторяться. Упомяну лишь то, что запечатлелось в памяти особенно ярко. Во-первых, тогда там еще не было электричества и мы беседовали при свете керосиновой лампы, расположившись вокруг большого очага, как в настоящем горном жилище. Во-вторых, в очаге горели дубовые и тутовые поленья; тутовые дрова считаются самыми лучшими, жар от них мягкий и самый долгий, их щедро подбрасывали в огонь. Меня поразило такое роскошество, о котором не смеют и мечтать в городах… В-третьих, в свете ярко пылающего огня покрытые сажей балки и потолок над очагом блестели, как будто только что смазанные смолой… И наконец, необыкновенно вкусна была скумбрия Кумано, поданная на ужин. Мне рассказали, что эту рыбу ловят в заливе Кумано и потом несут на продажу через горные перевалы, нанизав на бамбуковые спицы. Дорога занимает несколько дней, а то и неделю, за это время рыба естественно обдувается ветром и становится вяленой. Случается иной раз, что в пути лисы воруют рыбу…
Наутро мы с Цумурой, посоветовавшись, решили на некоторое время расстаться, каждый будет действовать по своему плану. Цумура переговорит с семьей Комбу о своем важном деле и попросит их выступить в роли сватов. А я, чтобы не мешать, тем временем отправлюсь на несколько дней еще дальше, к истокам реки Ёсино, собирать материал для моего будущего романа, знакомиться с историческими местами. В первый день поклонюсь могиле принца Огуры [103], сына императора Го-Камэямы, в деревне Уногава, потом, через перевал Гося, пройду к селению Каваками и оттуда – в Касиваги, где заночую. На следующий день одолею перевал Обагаминэ и заночую в поселке Китаяма. На третий день побываю в Гототи, в храме Рюсэндзи, построенном на том месте, где некогда стоял дворец Небесного государя, затем поднимусь на вершину Одайгахара; ночевать придется в горах. В четвертый день пройду к теплому ключу Госики и дальше, в ущелье Санноко, осмотрю Полянку Хатимана и Скрытную Полянку, если, конечно, удастся туда добраться. На пятый день вернусь в Касиваги и в тот же день или назавтра возвращусь в Кудзу. Таков в общих чертах был мой план, составленный по совету семейства Комбу. Договорившись с Цумурой о встрече и пожелав ему удачи, я отправился в путь. Перед тем как расстаться, мы условились, что Цумура, смотря по тому, как пойдут у него дела, может быть, тоже поедет в Касиваги, в семью О-Васы, так что, когда я вернусь туда, мне следует на всякий случай заглянуть к ним, их дом находится там-то и там-то…
Мое путешествие продвигалось в основном в соответствии с намеченным планом. Говорят, недавно даже на таком труднодоступном отрезке пути, как дорога к вершине Одайгахара, открылось автобусное движение, так что теперь можно, не утруждая ног, добраться даже до Киномото в провинции Кии, – по сравнению с тем временем, когда я бродил в тех краях, мир поистине неузнаваемо изменился!.. К счастью, с погодой мне повезло, я добыл уйму материала, даже больше, чем ожидал, и в первые три дня мне все время казалось, что рассказы о трудностях пути по меньшей мере сильно преувеличены; но вот когда я по-настоящему оробел, так это в ущелье Санноко…
Дорога шла вниз по течению реки Ёсино, берущей начало на вершине Одайгахара. В месте, называемом Ниномата, река разделяется надвое – один рукав течет к деревне Сионоха, другой сворачивает направо и устремляется в ущелье Санноко. Но если дорога, ведущая в деревню, безусловно заслуживает такого названия, то путь направо – всего лишь едва протоптанная тропинка в густом лесу. Вдобавок накануне шел дождь, уровень воды в реке резко поднялся, бревна, служившие мостками, где обвалились, где поломались, продвигаться вперед нужно было, прыгая по камням, вокруг которых бурлила стремительная река, а то и опускаясь на четвереньки. Еще ниже по течению встретилась речка Окутама, затем, перейдя вброд отмель Дзидзо, попадаешь наконец к речке Санноко. Отсюда дорога идет над крутым обрывом бог весть какой высоты и местами становится так узка, что нельзя поставить рядом обе ступни, а кое-где вообще обрывается – через провал перекинуты висящие в воздухе, кое-как скрепленные бревна и доски без всякого ограждения, без намека на какие-либо перила. Таким манером дорога вьется вдоль скал, огибая бесчисленные уступы. Альпинист, наверное, без труда преодолеет такие преграды, но я еще в школе отличался полным отсутствием способностей к гимнастическим упражнениям; перекладина, конь и шведская стенка всегда вызывали у меня одни лишь слезы, а ведь тогда я был моложе и не так грузен… По ровному месту я легко могу пройти и восемь, и десять ри, но там, где приходится преодолевать опасные места на четвереньках, не имеет значения, сильные или слабые у вас ноги, там требуется общая ловкость… Честно говоря, будь я один, я давно повернул бы назад, пошел бы обратно от первого же бревна, перекинутого через речку Ниномата. Но я стыдился проводника, и потом, когда шаг вперед уже сделан, возвращаться назад так же страшно, как идти дальше… Делать нечего, я заставил себя продвигаться вперед на подгибавшихся от страха ногах.
102
103