— Как я мог решить? — отвернувшись, сказал Козлов. — Пойду на вечернее. Неловко же — люди хлопотали, письмо вот… Но это я так, к слову. — Он шумно вздохнул. — Нельзя нам, Николай Николаевич, без бригады, без дяди Леши.
20.
Каждую субботу Николай Николаевич Соколов ездил с женой за город, в Назию, в район торфоразработок. Обратно они возвращались с тяжелыми рюкзаками. Люди везли грибы, прикрытые папоротником, везли ягоды, везли окунишек и плотвичку, наловленных в канале. Соколовы же тащили домой корневища деревьев.
Все в их квартире было заставлено удивительными фигурками. Эти фигурки ленинградцы могли видеть на выставке в вестибюле метро «Невский проспект», в кинотеатре «Юность», в заводском Доме культуры. Увлечение было давним и прочным. Один скульптор, поглядев работы Соколова, сказал, что он завидует его таланту, предложил даже вместе работать над монументальной деревянной скульптурой, но Соколов отказался.
Он работал на кухне, застелив пол газетами, чтобы потом легче было собирать стружку. В эту ночь ему не спалось, он ворочался, вспоминая разговор с Володькой, и когда понял, что ему все равно не уснуть, ушел на кухню и начал работать. Корень был мощный, с крупными ответвлениями. В этом бесформенном куске дерева уже виделась фигура быка, нагнувшего крутой лоб с короткими грозными рогами.
Володька спросил сегодня, почему это могло произойти. Он (да и все они, мальчишки!) пока еще не может понять этого — почему. Тут есть сходство с этим кряжистым корнем. Иной человек увидит только уродливое сцепление, корявость, которую природа прячет под землю. А художник разглядит скрипача, вдохновенно взмахнувшего смычком, или стройную фигурку женщины, поднявшей деревянные руки, чтобы поправить деревянные волосы. Есть внешний образ — вещи ли, явления ли, и есть их суть.
Он думал, что вся суть была в Травине.
Когда коммунисты второго сборочного избрали секретарем партийного бюро инженера-технолога Травина, в парткоме были довольны этим выбором. Травин — знающий работник, молодой, энергичный. И работать новый цех начал отлично. Ни одного срыва! На заседаниях парткома второй сборочный обсуждался не раз — ну, мелкие неполадки, недоделки, где их нет, но работа по главным направлениям шла успешно. Приятно было, что начальник цеха и секретарь партбюро великолепно понимают и помогают друг другу. Это ведь партийное бюро провело рейд, чтобы найти скрытые резервы повышения производительности труда. Оно же добилось ритмичности в поступлении металла, оно же… Соколов помнил все, что сделало партбюро, но вот где-то ощущал просчет.
Да, план — основа основ, и за него спрашивают не только с начальника цеха и цеховых служб, но и с партийного бюро. Но план дают люди! Сколько бы Соколов ни вспоминал сейчас, он не мог вспомнить, отчитывалось ли партбюро второго о работе с людьми. И ни разу на парткоме никто не спросил об этом самого Травина. Он был слишком занят делами нового цеха, и в нем было больше от инженера, чем от партийного руководителя. А партком это проглядел, чего уж тут!
Затем — Клюев…
Да, они долго дружили — Соколов и Клюев, и сейчас Николай Николаевич ничуть не завидовал тому, что Роберт его обогнал. В свои сорок шесть лет Соколов был старшим мастером. Клюев моложе его — и уже начальник участка. Хорошо!
Но, видимо, жило в Клюеве и дремало до поры до времени что-то такое, чего он, Николай Николаевич, никогда раньше не замечал. Или нет, неправда, замечал, но думал, что это так — пустяковина, чего там зря думать…
Несколько лет назад Соколов собрался в лес — за корнями, и Клюев сказал, что тоже поедет. Устал, хочется побродить, подышать свежим воздухом, ну, а у соседа он возьмет ружьишко — авось, удастся разжиться какой-нибудь дичинкой. Была весна, газеты объявили о начале весенней охоты — ладно, бери у соседа ружьишко.
Они вышли к озеру и стояли, скрытые густым кустарником. Соколов вздрогнул, когда с неба донеслись трубные голоса и на воду, совсем рядом, за пожухлым, поваленным прошлогодним камышом, начали садиться лебеди. Огромные дивные птицы устало опускались на воду — и Соколов замер перед этим видением. Вдруг рядом что-то щелкнуло — он повернул голову: Клюев взвел курки.
— Если выстрелишь — дружбе конец, — тихо сказал Соколов.
— Да ну тебя, — прошептал Клюев. — Никто ж не узнает. А какая дичина — руками бери…
— Я сказал…
— Брось, Колька!
Тогда Соколов замахал руками и закричал что было силы — «Ого-го-го-го!..» Птицы взмахнули белыми крыльями-полотенцами; им надо было как бы пробежать по воде, чтобы подняться и улететь.