Ни Соколов, ни Клюев об этой истории потом не вспоминали.
Между тем, что по представлению Клюева была распущена бригада, и той историей не было никакой внешней связи. Но, значит, были свои связи в характере самого Клюева, которые можно было бы выразить просто: «Я хочу» или: «Мне так удобно». Так вот, продолжал думать, обстругивая корень, Соколов, могут ли люди с таким характером отвечать требованиям руководителя, ответственного не только за план, но и за человека?
Вообще — могут.
Но вот тут-то не имеют права ошибаться или упускать что-либо из виду Травины. Ни Травины, ни Соколовы, никто, кому партия доверяет свое главное богатство — Человека. Можно починить любую машину, если она остановится, а наплевательское отношение к людям — преступление куда худшее, чем даже выстрел в усталого лебедя. Это «починить» трудно.
Ребята выросли правильные, продолжал он думать. Они не умеют ловчить, у них обостренное чувство доброты и справедливости. Они еще многое не понимают и многого не умеют, но пришли в жизнь, чтобы научиться всему, что было до них, и прибавить свое. «Что нам делать?» — вспомнил он слова Володьки. Это хорошо, что сын считается со мной. Впрочем, не всегда считается, иной раз поступает по-своему — так, как считает нужным и как я никогда бы не догадался поступить. Однажды я посоветовал ему, как и сегодня, написать в многотиражку о том, что в цехе уже год стоит газорезный аппарат, и главный сварщик завода не может найти способ и время освоить его. Володька раздобыл ведро черной краски и написал на ящике, в котором был упакован аппарат:
«Пьедестал памятника главному сварщику тов. Луневу».
К через два месяца аппарат был освоен.
Нет, правильные ребята!
Бык нагнул свою лобастую голову. Во всей его фигуре была еще не проснувшаяся мощь, мышцы напряглись и готовы были взорваться в рывке. У ребят так же вот. Они еще «наращивают мышцы», но их рывок уже заметен. У них КамАЗ, БАМ, Нечерноземная полоса, тысячи заводов… Как это у Горького? «Дети… — это люди, которые идут в мир на великую работу строительства новых форм жизни».
21.
Уже через два дня о приказе знали все. И еще о том, что Савдунин приезжал, говорил с начальником цеха и подал заявление об уходе.
Первое, что испытал Непомнящий, узнав все это, — растерянность. Ему вдруг показалось: в жизни что-то обрушилось, пришла беда, а он бессилен ее предотвратить, потому что она уже пришла, и теперь все пойдет совсем по-другому. Это «другое» пугало. Сергей не сразу разобрался в том, почему вдруг появилась эта растерянность и почему он вдруг испугался будущего.
Когда немного успокоился, на смену растерянности пришли удивление, обида, злость. Он удивился тому, как больно ему расставаться с дядей Лешей. Да скажи ему такое несколько месяцев назад, Непомнящий только усмехнулся бы и ответил что-нибудь вроде: «Была без радости любовь, разлука будет без печали». И еще посмеялся бы над тем, что не знает даже, какой у бригадира голос. Словом, нашел бы над чем посмеяться.
Но теперь…
Все, все вспомнилось.
И как дядя Леша пришел в общежитие, повздыхал насчет неуютности комнаты, а потом принес две картинки: он был весь в этом, со своей неуклюжей заботливостью.
И как он, Непомнящий, «поднапахал», а Савдунин решил отправить его домой, думая, что парень болен, не в себе, — это тоже делалось с той же неуклюжей мужской заботливостью, которую Непомнящий не знал никогда и которая, оказалось, долго помнится.
Мысль о том, что придется расстаться с Савдуниным, приносила боль.
А с ребятами?
Непомнящий смотрел на них и думал, что расставание с ними будет тоже нелегким. С Козловым, над которым он потешился вдосталь — маменькин сынок, на час нигде не может задержаться… Это до того, пока ничего не знал. С Володькой — этим везунчиком, у которого в жизни все хорошо и правильно, и сам он поэтому хороший и правильный. С Шиловым — пожалуй, больше всего с ним, потому что от этого парня исходит какая-то спокойная, уверенная сила. А ведь тоже потешался про себя когда-то — очкарик, интеллигенция, какой от него прок? Глядя на Шилова, Непомнящий неожиданно подумал, что вот кто мог бы стать настоящим другом, только бы не расставаться сейчас…
И даже о Лосеве он подумал с тоскливым чувством, которое обычно появляется перед расставанием, быть может, потому, что отдал ему когда-то часть своих душевных лет.
В общем, странно. Провели вместе полгода и не заметили, что уже трудно друг без друга.