Другой парень — отличный, настоящий человек, но у меня с ним некоммуникабельность полная. Ну, предположим, я человек не всегда уравновешенный — верно? Потрепаться люблю и все такое. Решил выяснить с этим Шиловым отношения, а он мне: «Ты легко живешь». Мы заспорили. Отчего же это я легко живу? Оттого, что всего в жизни добиваюсь? Я вообще считаю, что жизнь должна быть такой, чтобы все у всех шло нормально.
Впрочем, вовсе не так мне легко и не всегда все дается. В прошлом году срезался на сочинении и в институт не попал. Я подавал на вечернее, а там требования теперь — будь здоров. Так что три раза в неделю хожу на подготовительные курсы и буду осенью сдавать по второму заходу. Плюс работа, плюс комсомольские нагрузки.
Есть еще два парня. Один — так себе, здорово закладывает, а второго я понять не могу. Ты читал Брэма «Жизнь животных»? Там есть про дикобраза. Так вот, этот парень точь-в-точь дикобраз, и с какой стороны к нему не подойдешь — сует свои иголки.
Проводили мы в цехе комсомольское собрание на тему «Твой идеал». Я говорил, что мой идеал — три корифея, которые у нас работают. Это наш бригадир и еще два удивительных мастера: Бабкин и Панчихин. Они могут варить, наверное, с завязанными глазами! Есть у нас такое выражение «ультракороткая дуга». Я нарочно ходил смотреть, как они варят, — мне так и не снилось еще держать дугу! Хотя я кое-что умею все-таки.
Вот я и сказал о корифеях, а тут дикобраз просит слово и начинает катить на меня бочку. Дескать, я дальше мастерства ничего не вижу, и тут же дал прикурить Бабкину и Панчихину: они сами по себе никогда никому ничего не покажут, им — самые выгодные работы (потому, мол, что у Панчихина друг — наш начальник участка Клюев), а остальным, что похуже. А это значит, что мы так и будем работать по третьему-четвертому разряду.
Ребята, конечно, подняли шум, кто за меня, кто за дикобраза, в том смысле, что корифеи (кроме Савдунина) больно много думают о себе, и все им да им.
Потом в нашей многотиражке напечатали заметку. Я ее прилагаю. Почитай и сам суди, каково мне приходится.
Конечно, работа у нас не такая романтическая, как у вас на КамАЗе. Про вас всюду пишут. Ну, а мы дальше многотиражки не ходим…
Дома все в порядке. Батя — член парткома, вкалывает с утра до вечера. Мать меня продолжает воспитывать. Приходится терпеть…»
«…Остро и интересно прошло на днях комсомольское собрание во втором сборочном цехе. Тон собранию, посвященному теме «Мой идеал», задал член комитета комсомола завода сварщик В. Соколов. Бывший воин Советской Армии, пограничник, он привел хорошие примеры воинской дружбы, призвал молодых рабочих равняться на лучших умельцев цеха — сварщиков тов. Савдунина, Бабкина, Панчихина… В этом уважении к мастерству старших ярко выражена преемственность поколений нашего рабочего класса.
Тем более непонятным было выступление сварщика С. Непомнящего, недавно поступившего на наш завод. Нашлись в цехе комсомольцы, которые поддержали его сугубо неверную мысль, что, дескать, некоторые рабочие, чьи имена знают далеко за пределами нашего завода, работают ради собственных выгод, славы и т. д. Да, слава приходит к тем, кто честно и хорошо трудится — это прочная, заслуженная рабочая слава, и молодому сварщику надо помнить об этом.
Выявило то комсомольское собрание еще один факт: не все благополучно в бригадах второго сборочного. Не каждая еще стала спаянным, дружным коллективом, в частности та, которой руководит опытнейший сварщик тов. Савдунин…»
«А в общем-то, нехорошо получилось, — думал Соколов. — На кой ляд была нужна еще эта заметка? И так-то в бригаде отношения не клеятся, если не считать той истории, когда Непомнящий напахал и мы навалились на работу. Я же рассказывал о ней корреспонденту, а он только рукой махнул — подумаешь, событие! Вот когда вы (мы, то есть) друг без друга жить не сможете — вот тогда…».
10.
О рубашке, купленной отцу, Сергей просто-напросто забыл. Она лежала в тумбочке, на нижней полке, куда он вообще не заглядывал. Он вспомнил об этой рубашке в конце апреля. Подходили праздники, и Сергей подумал, что надо будет еще раз съездить в Ольгино — быть может, в последний раз. Ему не хотелось ехать, и в то же время тянуло, потому что из памяти не выходил плачущий, старый, одинокий человек.