Лосев не ответил. Конечно, подумалось Савдунину, если б и знал, то все равно помогал бы «толкать» эти оградки, вот что худо! За десятку, за водку, — эх, куда катится человек…
Итак, Лосев был просто напуган, боялся, что и его притянут к ответу на рабочем собрании. То, что завтра будет собрание, в цехе тоже знали все. Но Савдунину надо было знать другое: как относятся ко всей этой истории его ребята.
Весь день он приглядывался к ним, ни о чем не спрашивая, не заговаривая о Панчихине. И никак не мог определить, о чем они думают. После смены Соколов умчался на заседание комитета комсомола; торопливо ушел Лосев. Неспешно уходили Козлов, Шилов и Непомнящий. Все-таки он чувствовал, что с ребятами что-то происходит. Не могут же они быть равнодушными!
А мнение бригады интересовало его, потому что Савдунину стало больно после той заметки в заводской многотиражке. Больно — хотя он соглашался с ней: да, бригада, в общем-то, пока не склеилась и совсем неизвестно, склеится ли. Он привык к тому, что бригада — не просто сколько-то людей, которые вместе отработали положенные часы, а там — привет! — и до завтра. Может быть, до сих пор Савдунину просто везло в жизни; везло, что рядом всегда были люди, очень скоро становившиеся близкими. Тот же Володька Соколов. Не друг (годами не вышел!), а Савдунин чувствовал в этом парне какую-то крепость, свойственную ему самому, и было приятно, что Соколов вызвался уйти с ним во второй сборочный.
Потом к Соколову добавился Шилов. Но это — всего двое, еще не бригада…
Савдунин стоял с мастером, когда проходивший мимо Клюев сказал:
— Дядя Леша, зайди ко мне.
Он кивнул. Надо было закрыть наряды. Минут через двадцать он поднялся в «киоск». Там было двое — Клюев и Бабкин.
— Садись, дядя Леша, — тоскливо сказал Клюев. У него был вид человека, замученного зубной болью. — Догадываешься, о чем надо поговорить?
Савдунин кивнул.
— Вас в цехе только трое таких, — продолжал Клюев. — Ты, он (Клюев ткнул пальцем в Бабкина) да Панчихин. Ну, сорвался человек, за худой деньгой потянулся. А неприятности могут быть большие. Весь завод уже гудит. Жаль терять настоящего рабочего. Ты как думаешь?
Савдунин молчал. Что он мог сказать? Да, дурак оказался. На чем зарабатывал? С одной стороны — государственное имущество, с другой — людское горе. Подлость?
— Что ж ты молчишь? Неужели тебе-то не жалко?..
— Жалость ни при чем, — сказал Савдунин. — Судят за это.
— Брось, дядя Леша, — поморщился Клюев. — Мы здесь не на митинге. Все свои. Вытаскивать дурака надо. Панчихин в заводе не последний человек, сам знаешь. Мы с Бабкиным решили заступиться за него. Очень тебя прошу…
Савдунин поднялся со стула и начал медленно натягивать берет. Клюев и Бабкин глядели на него снизу вверх, ожидая ответа и уже зная, что именно он ответит.
— Нет, — сказал Савдунин, — не могу. Как же это — не по совести?..
— Ладно, — устало махнул рукой Клюев. — Будь здоров, дядя Леша.
Бабкин остался у начальника участка.
Савдунин не знал, что в это же время Непомнящий и Лосев оказались вместе в битком набитом трамвае. Они не разговаривали с того самого вечера, когда Непомнящий ударил его.
Сейчас Непомнящий старательно отворачивался к окошку, но Лосев все-таки сказал:
— Ну, хватит, может быть? Все-таки вместе живем. Давай считать — квиты. Слышишь?
— Слышу, — он повернулся к Лосеву; черные глаза поблескивали недобро и насмешливо. — До чего же ты простой человек, Лосев! Огурец, а не человек. Девяносто восемь процентов чистой воды.
— Значит, не услышал, — с досадой ответил Лосев. — Я думал, лучше уж худой мир…
— Врешь, братец! — усмехнулся Непомнящий. — Дело не в том. А в том, что твоего дружка под жабры взяли, вот ты и начал искать себе других. Разве не так?
— Нет, не так, — сказал Лосев. — Хочешь — верь, хочешь — не верь, дело твое, конечно… Но когда я сегодня узнал, что он сам эти оградки… Я же на него как на бога смотрел. Еще бы! Сам Панчихин!
— Да брось ты! — зло сказал Непомнящий. — Все равно не верю. У обоих у вас одно и то же на уме — выпить да закусить.
— Ну, извини, — отворачиваясь, сказал Лосев. Он даже отодвинулся от Непомнящего, насколько мог, в этой толпе едущих. Через две остановки им выходить. Лучше выйти сейчас, чтоб снова не оказаться вместе по дороге в общежитие.
— Погоди, — сказал Непомнящий. — Вот, место освободилось, садись.
— Нам выходить.
— Садись, — по-прежнему зло не сказал, а приказал Непомнящий. — Поедем, куда я скажу. Понял?