На завод, на работу они теперь уходили втроем. Возвращались же порознь: у Колянича каждый день были дела в парткоме, Козлов ехал в больницу, Володька заседал на комитете комсомола или писал очередную статью в заводскую многотиражку, пристроившись где-то в глубине длинного, как железная дорога, коридора заводоуправления.
В один из дней Козлов после больницы сел в другой трамвай и поехал на Измайловский…
Здесь он не был несколько лет. Сердце замерло, а потом начало стучать по-сумасшедшему, когда он вылез на той остановке. Техникум, его техникум был рядом. Еще издали он увидел синюю стеклянную табличку возле дверей. Все было то же самое: дом, табличка, деревья перед входом. Он решил: не зайду. Пройду мимо. Но, проходя, остановился, и подошел к двери. И тогда, не удержавшись, приоткрыл ее и уже не мог не войти. Это было бы сверх его сил — захлопнуть дверь и проскочить мимо.
Здесь, в вестибюле, было тихо и пусто. Только сверху доносились далекая музыка и глухие голоса. Вдоль стен, за стеклами, как и тогда, были выведены расписания занятий; он быстро шагнул к ним и сразу увидел — «Группа Эсв-6». Сегодня вторник? Во вторник у группы семь часов занятий — две «лабораторки», английский, организация труда и нормирование сварки… Это он уже проходил. Успел.
Как странно: люди учатся, уходят отсюда, а все остается — и эта группа «Эсв-6» и те же «лабораторки», и даже фамилии преподавателей те же! По специальности — тот же доцент Киселев. Строгий — спасу нет, все кишки вымотает на зачетах, по три раза одну тему заставит сдавать, а потом с тобой же идет играть в волейбол и кричит, если плохо играешь: «Козлов — ощерились! Нас нельзя победить!»
Здесь он ждал ее. Она сбегала сверху, кидала ему портфель или сумку, скрывалась внизу, в гардеробе, и они вместе выходили на улицу. Об этом не надо было думать. Он давно запретил себе думать о н е й, потому что о н а всегда и во всем была права, и в истории с ним — тем более.
Кто-то шел по коридору, и Козлов мгновенно оказался у двери. Открыл ее рывком и выскочил на улицу, будто и впрямь злоумышленник, которого чуть не застали на месте преступления. Бегом — к трамвайной остановке, и только оказавшись в пустом вагоне, перевел дыхание.
Трамвай застрял на мосту через Обводный канал. Он помнил: здесь всегда были «пробки». И вдруг он увидел Шилова. Тот шел по мосту — окликнуть его Козлов не мог, окна были закрыты. Вот поглядел по сторонам — и бегом через набережную. Уже на Измайловском мелькнула его коренастая фигура в старом синем плаще, и Козлов подумал — куда он идет? Живет-то он далеко отсюда.
Через минуту он и думать перестал об этой случайной встрече. Завтра мать поднимут с постели. Через неделю обещают снять карантин (в городе грипп) — и они увидятся… Вот это и есть самое главное: все обошлось, все будет по-прежнему хорошо и тихо. Теперь-то надо особенно тихо, чтобы ничем, даже самой малостью не огорчить мать…
Последствия того собрания, на котором выступил Савдунин и несколько слов сказал Шилов, начали сказываться раньше, чем этого ждали. Уже недели через две Савдунин заметил, что мастер не чередует работу — изо дня в день бригада варит листы. При этом мастер давал Савдунину такие жесткие сроки, что тот не выдержал.
— Не дело делаешь, — сказал он.
— Это распоряжение начальника участка, — сухо ответил мастер. — Листы после зачистки сразу идут на выход. Мы будем держать соседние цехи.
Эту перемену в работе очень скоро заметили и ребята. Соколов, думая, что только он один такой наблюдательный, подошел к Савдунину сразу после смены и тихо спросил:
— А ведь началось, дядя Леша?
— Что? — спросил тот.
— Началось, я говорю.
— Что началось?
— Ну, дядя Леша, чего темнить? Так сказать, ответ на критику снизу. Вы разве не заметили?
— Нет, — коротко сказал Савдунин. — Листы — тоже работа.
И ушел, даже не попрощавшись.
Конечно, подумал Соколов, это он так, в воспитательных целях. Уж что-что, а темнить он не умеет. И, конечно, другой бригадир мог бы пойти к начальнику участка, пошуметь, потребовать, чтобы ему чередовали работу — ведь такая и выматывает, да и менее выгодна с точки зрения зарплаты. Но Савдунин не пойдет. Ни за что не пойдет. Значит, Клюев решил проверить бригаду рублем?
В ту ночь он долго не мог уснуть, ворочался на своей раскладушке и разбудил Козлова.