— Я серьезно. А впрочем, чего-то мне Лосев плел, я плохо слушал… О сыне его речь шла, а он хотел Серегу пивом угостить, ну, Серега, вместо того чтоб стаканчик хлопнуть, Лосю — раз! Вот и все. — Он помолчал и добавил: — Старая же история, чего ворошить? Они сейчас вроде бы помирились…
— Да, — кивнул Савдунин. — Это я знаю. И что Козлов у тебя живет — тоже…
— Это еще откуда? — вскинулся Володька.
— Ты ничего парень, — сказал Савдунин. — Батька доволен.
Ага, вот оно что — Колянич рассказал!
Володька умчался, а Савдунин еще долго мылся в душе, долго одевался и потом долго искал по карманам листок с адресом. Куда запропастился? Вот — улица Бабушкина, дом…
То, что бригадир время от времени оставляет кого-нибудь после смены, было уже привычным, и наутро никто особенно не интересовался, о чем шла речь? Иногда Савдунин пытался и поругивать: в свое время попало Непомнящему за тот прогар, хотя Савдунин сказал ему всего несколько слов: «В другой раз… не хватайся… Всегда хотите быстрей». Говорил и с Лосевым — после стычки со всей бригадой. И тогда он тоже сказал совсем немного: «Ты подумай… Они ведь могут — выгнать-то».
Сейчас он снова оставил Лосева. Тот ждал бригадира в раздевалке и кивнул на савдунинский шкафчик. К шкафчику была приколота какая-то бумажка. Савдунин отколупнул кнопку — это был пригласительный билет в Дом культуры.
«Дорогой товарищ! Приглашаем Вас на концерт сварщика нашего завода Бабкина. В программе: Бах, Бетховен — сонаты для виолончели. Глазунов — «Песня менестреля» и «Испанская серенада». Давыдов — «У фонтана». Кассадо — «Серенада»…»
— Ишь ты, — покрутил бритой головой Савдунин.
— Сам побоялся пригласить, — зло заметил Лосев. — Другим-то лично передал. Тоже мне — а р т и с т!
— Ну, — остановил его Савдунин, — он талант.
— А чего ж в сварщиках ходит, если талант?
Савдунин, не открывая свой шкафчик, сел на скамейку рядом с Лосевым. Тот напрягся, он не знал, зачем его оставил бригадир. Кажется, ни разу не выпил за неделю и ничего не напахал… Тут же он спохватился: «Чего это я? Не мальчишка и не перед учителем». Закинул ногу на ногу и вытащил из кармана сигареты.
Он ждал, а Савдунину то ли трудно было начинать, то ли он нарочно решил поиграть для начала в такую вот молчанку, — во всяком случае, Лосев не выдержал:
— Ну, так за что сегодня-то на молитву оставил?
— Ты вот что, — сказал Савдунин, — сходил бы домой. Сынишка-то у тебя хворает. Маленький, а уже нервный. Сходил бы ты завтра, в выходной.
— Ты что же, был там, что ли?
Савдунин кивнул. Он казался очень уставшим, будто такое количество слов сразу утомило его больше, чем вся рабочая неделя.
— Ну, а если приду, как она?
Лосев не называл жену по имени. Он мог бы сказать, что она просила его не приходить — не приходить н и к о г д а, чтобы не волновать, не дергать зря мальчишку. Что не пускала его, когда он все-таки приходил, и что соседи выходили на лестничную площадку и вставали перед ним стеной.
— Ты трезвый приходи. Совсем трезвый. Тут даже для храбрости ни к чему. Мальчишка хворает, я говорю. Пойди.
14.
За два последних года Лосев был дома раза четыре или пять, и каждый раз приходил пьяным. Жена не пускала его в комнату, он начинал кричать, вмешивались соседи, и он оказывался перед закрытой дверью. Раздражение, обида, злость на жену накапливались и накапливались в нем; потом он решил вообще не ходить домой. Жить, как живется. Галина не подает на развод — хорошо, значит, еще цепляется за него. Не требует денег — тоже хорошо, больше останется. Постепенно он перестал тосковать по Кирюшке и уже не злился на Галину. Они были где-то далеко-далеко, будто даже не здесь, не в Ленинграде.
Та вспышка Непомнящего и удар, сбивший с ног, были непонятны. Потом — неожиданная поездка в Ольгино. Оттуда Лосев вернулся с камнем на душе. Ему было понятно, зачем Непомнящий повез его туда. Господи, да мало ли на своем веку Лосев видел пьяниц, и не с такими пил — а тут вдруг его охватило странное чувство: э т о я! Я — старый, я — все бросивший ради водки, я — никому не нужный, даже собственному сыну, и если сын остался, не бросил меня, то потому, что не я, а он порядочный человек, хотя в этом никакой м о е й заслуги нет.
Впрочем, это было не первое потрясение, а второе. Недели три назад Лосев встретил своего давнишнего дружка-приятеля и раскинул руки: «Колька, друг! Сколько лет, сколько зим не заходим в магазин!» И заметил, что тот ответил кислой улыбкой. «По такому случаю и профком не запретит…» — радовался Лосев. «Нет, брат, — глядя в сторону, ответил дружок. — Завязал».