Сиреневая Лайм облизнулась.
— Только я — настоящая Лайм! Только любовь и совокупление! Только…
На её голову свалилась Белая Лайм, повалив на асфальт. Не успела Сиреневая Лайм опомниться, как Белая Лайм оседлала её лицо и прильнула своими губами к её промежности.
Сиреневая Лайм была только рада такому развитию событий. Нежно обняв Белую Лайм за ягодицы, она стала орудовать языком в её внутреннем мире. За этим занятием их и застала Чёрная Лайм.
Чёрная Лайм выбежала из-за поворота, выматерилась на латыни и расплющила совокупляющихся Белую и Сиреневую Лайм каменной плитой. От них осталось только мокрое место, да и то стекло в придорожную канаву.
— Нет иного цвета, кроме чёрного!
— Согласна с тобой, подружка!
Чёрная Лайм обернулась на голос и застыла от неожиданности, увидев другую Чёрную Лайм.
— Да как так-то? Я же настоящая! Я, я, я! А ты лишь копия!
— От копии и слышу! Самозванка!
Чёрная Лайм подбежала к другой Чёрной Лайм и ловко запрыгнула ей на шею, демонстрируя мощные приёмы боевых искусств. Две чёрные бестии начали драться, пытаясь разорвать друг друга на куски. То и дело вокруг разлетались куски чёрного желе, но потом они медленно ползли обратно, прямо в кучу-малу.
За дракой Чёрные Лайм не заметили, как к ним медленно подкралась Лайм цвета Хаки. Её ноги стали растягиваться, она перешагнула дерущихся, после чего её ненасытная вульва стремительно увеличилась и накрыла их целиком. Пара мгновений — и они растворились в Хаки-Лайм без следа. Она же сама снова уменьшилась до человеческих размеров и причмокнула.
— Я не знаю картины прекрасней, чем Лайм цвета Хаки!
Раздался звон стёкол, и из окон ближайшего дома выскочили пятнадцать разноцветных Лайм — Голубая, Фиолетовая, Малиновая, Охра, Циан, Оранжевая, Индиго…
— Стойте! Не надо драться! Есть способ получше, как решить, кто из нас настоящий. Давайте сыграем в шахматы!
Шестнадцать Лайм уселись за восемью столами, словно возникшими из ниоткуда и принялись играть. Правила были очень простыми — как в человеческих шахматах, но победитель вбирал без остатка проигравшего в своё вагинальное отверстие.
Вот Охра поглотила Малиновую, потом Голубая всосала Фиолетовую. Индиго и Серая сыграли вничью, и их обеих, недолго думая, впитала в себя Коричневая.
После нескольких партий осталась только Сизая Лайм.
— Да! Я самая умная! Я единственная достойна выполнения цели.
— И какая же у тебя цель?
Сизая Лайм обернулась.
Из лавки, где сквозь окно виднелась швея, трахавшая ткацкий станок, вышла Зелёная Лайм. Сизая Лайм задумалась.
— Не знаю… Наверняка она есть, эта цель.
— Ну давай, напрягись, — напирала Зелёная Лайм.
Сизая Лайм стала отступать, не в силах ничего придумать. Она не могла оторвать взгляда от чарующих грудей Зелёной Лайм. Этот влекущий цвет манил её и сводил с ума. Наконец она упёрлась спиной в стену дома.
Зелёная Лайм прижалась к ней вплотную.
— Иди ко мне, моя сладкая… Только я знаю нашу цель…
Их губы слились в страстном поцелуе, сизые руки стали ласкать зелёные груди, а зелёные пальчики орудовали между сизых бёдер. Предвкушение оргазма охватило Сизую Лайм, она содрогнулась и…
И Зелёная Лайм всосала её ртом — без остатка.
— Ну, не такая уж ты и сладкая, — задумчиво сказала она. — Скорее, солоноватая.
Зелёная Лайм пошла к центру города. Выйдя на площадь, она обомлела. Всю пространство заполняли разноцветные Лайм. Кто-то из них пытался уничтожить других, кто-то рьяно совокуплялся — парочками и целыми группами, кто-то играл в шахматы, шашки, лапту — даже пару баскетбольных команд собрали. А некоторые просто сидели на асфальте с полным безразличием к происходящему вокруг.
И с каждой минутой количество Лайм уменьшалось — товарки яростно уничтожали себе подобных.
Под вечер, когда на площади осталась только Лимонная Лайм, Зелёная Лайм выскочила из укрытия и засосала её — в прямом и переносном смыслах.
— Только я знаю цель, дорогуша. И эта цель — убить короля!
Расхохотавшись, единая Зелёная Лайм пошла к воротам замка.
А через час на опустевшую площадь из-под стоящей на отшибе повозки выбралась ещё одна Зелёная Лайм. Она сладко зевнула и потянулась.
— Я же ничего не пропустила?
Глава 18
На счастье, ворота на ночь не запирались; охрана ограничилась забранной герсой. Мало того, что протечь сквозь решётку не составляло труда, так и ещё и стража заперлась в сторожке. Судя по вскрикам, к ним забрела служанка — мало ли, понадобился медяк-другой девушке. Подхватить дурную здесь не боялись, никто не возьмёт в королевские стражники парня с ввалившимся носом или нездоровой желтушностью лица. Домишко едва ли подходит для услады тел, потому одежды и доспех сложили у хлипкой двери.
Казалось бы, пройди сотню шагов и входи в донжон — фаллическую башню, выстроенную предком ныне здравствующего и рыгающего монарха. По слухам, прапрадед, страдая сатириазом, повелел выстроить купол, анатомически схожий со своим органом. Но то ли архитекторы подкачали, то ли король обладал экзотическим приапом, но донжон обрёл многочисленные бугры и спирали каменных коридоров. От переходов шли вразброс стены с галереями. Впрочем, король слыл оригиналом ещё и потому, что сошёл с ума: попытался упразднить власть аристократии и нагнать в замок купцов, солдатни и старшин деревень и назвать сборище черни — парламентом. Сам приказал величать себя «членом в лице». Когда дворянская армия брала штурмом парламент и к ним вышла для переговоров избранные представители в полном составе, их со смехом повесили. С тех пор в Рафляндии прибавилось два новых выражения: «парламентёр» — идиот, идущий на смерть к чужому войску на переговоры и «член в лице» — вежливое обращение к человеку, сморозившему несусветную глупость.
Лайм, обрадованная таким ходом дела, собиралась спокойненько просочиться через многочисленные гардеробы на стене, но обругав себя «членом в лице», скользнула к алеющему зеву в главную караулку. Несмотря на зловоние города, в замке слуги выбивались из сил, выполняя причуду короля (бедняге передался недуг безумия предка), именуемую гигиеной. Король Рафляндии мылся по три раза в неделю, чурался запахов ночных горшков и, когда звал любовницу, то ей — простите, боги — приходилось смывать с чресел священное благословение.
Что же, пройти через сотню стражников не беда, кровь — это тоже вода. Напрягла слух — люди. Жаль их. С тех пор как начал брюзжать в голове колдун, она не чувствовала себя одинокой как раньше. И человеки как никто стали ей роднёй. Взять хотя бы этого дурака, рыцаря Сима. При мысли о потрёпанных доспехах, в голову пришла озорная мысль. Лайм быстро сбегала к сторожке, втекла в одежду стражника и как могла, сделала моську молоденького солдатика. Деланные крики девушки и мужское пыхтение в сторожке ещё только начиналось; Лайм чувствовала зачинающуюся человеческую влагу.
С десяток стражников занимали весь пролёт и весело похохатывали. Наверняка у них есть способ поднять на уши весь замок, если потребуется. Тут нужна хитрость.
Мужики резались в кости. Видимо давно, раз за неимением денег должник снимал штаны, и устраивали «мясо» — сотоварищи награждали его ударами ремнём, от которых на заднице пылали звёзды.
— Эй, молокосос! — гаркнул ей старшина. — Ты из какого караула? Заблудился? Деньги есть?
Лайм выразительно шмыгнула носом и отрицательно мотнула головой.
— Да ладно, — сурово-ласково произнёс стражник, — валяй к нам, не обидим же мы брата.
Лайм отлично поняла лукавость в голосе старшины, но ей во что бы то ни стало нужно пройти дальше. Новому игроку уступили место, придвинули бражку, похлопали по плечам, сально ухмыльнулись. Над Лайм понимающе посмеивался даже должник, тишком утирая мужскую слезу и подпирая распалённым задом ледяную каменную стену. Игра совсем простая «чёт-нечёт» и Лайм отлично слышала, как падают кости, но задерживаться и обирать бедных стражников было не с руки. К счастью, прошло совсем немного времени, когда старшина воскликнул: