Известный на весь мир сексуальный заповедник, прятался в огромном овраге, защищенном от остального леса огромным куполом. Попасть сюда можно было лишь случайно, по вечно меняющей направление «Тропинке соблазна». То, что происходило за завесой Трахалесья, не возможно было представить себе даже в своих самых изощренных эротических сновидениях.
В «Овраге наслажденья» нашлось место для дюжины публичных домов, в которых за приличную плату можно было заняться сексом с любым мифическим существом в абсолютно любом антураже. В центре Трахолесья сверкало вывесками казино, где в карты играли далеко не на раздевание, а игра Очко воспринималась совсем уж буквально.
В Трахолесье собирались не только волшебные лесные жители и случайные путник, случайно набредшие на овраг, но и «свои» люди, заплатившие за вход на «Тропу соблазна» огромную сумму. И это были далеко не последние их деньги.
По периметру оврага стояли волшебные пополняемые источники с крепким алкоголем. Лайм огляделась, закуски в Трахолесье была не в почету: лишь несколько столов в завядшими фруктами и парочкой канапешек.
— Ох, и оторвусь же я сейчас! — прошептала Лайм и одежда, прикрывающая лишь ее самые укромные места, живо растворилась, — Мальчики и девочки! Кто на новенькую?
— Не торопись, красавица, — чья то сухая, но очень цепкая пятерня схватила Лайм за руку и потянула вниз, — У меня есть для тебя кое-что.
Лайм посмотрела вниз и увидела облаченную в цветные шмотки старуху и хищными желтыми глазами.
— Ты кто еще такая?
— Я Мамаша Ольна, главная здесь, — отозвалась старуха, — Пойдем, — она указала на притулившуюся на самом краю купола избушку с покосившейся крышей, — Покажу тебе кое-что. Сдюжишь, получишь не только удовольствие неземное, но и награду, о которой стоит только мечтать.
Лайм не успела и глазом моргнуть, как Ольна затащила ее в свое логово, в центре которого стояла огромная каменная печь.
— Полезай в печку, — старуха приоткрыла заслонку и то, что творилось в недрах потайной комнаты, всколыхнуло в теле Лайм бесконтрольное желание. Ольна достала из бесконечных складок своей хламиды огромный будильник, — У тебя полтора часа. Призом будет этот волшебный чудо-зверь, — она жестом опытного фокусника стянула со стоявшей в углу клетки старый пыльный платок. В клетке сидел грустный зверек, — Я не знаю его волшебной силы, но стоил он баснословных деньжищ. Полезай, давай. Не попросишь пощады — приз тво…
Ольна не договорила, а ноги Лайм уже исчезли в печи.
Следующие полчаса Ольна с удивлением наблюдала за тем, как отобранные ей лично чудища лесные бодренько выскакивали из Обители похоти и страсти и нервно оборачиваясь выбегали из избы. Последней вышла Лайм.
— Неплохо, — Помахивая связкой обугленных вибраторов, она задумчиво смотрела на Ольну, — Теперь твоя очередь.
Ольна впервые за всю свою карьеру в Трахолесье нервно сглотнула. Лайм подмигнула заливающемуся от хохота зверьку и, открыв клетку, усмехалась: — Поучаствуешь?
Глава 6
— Когда ты наконец заговоришь, мохнатая жопа?
Зверек по-прежнему упорно молчал. Он глядел на Лайм огромными, якобы виноватыми глазищами, в которых изредка проскакивали искорки ехидства.
Лайм задумчиво перебирала изящными пальчиками белую шерсть шелудивца.
— Нет, нну должен же ты быть разумным говорящим спутником, как у каждого уважающего себя героя. Впрочем… — тут Лайм вспомнила, как этот зверек ей достался. От воспоминаний в животе тут же предательски запорхали бабочки. Лайм вздохнула. Радостной такой, светлой грустинкой. Мохнатая жопа, он же Мики, высунул язык. Видимо от удовольствия.
— С другой стороны, если проголодаюсь… — на этих словах зверек заметно напрягся. Что не прошло незамеченным для Лайм. Опыт, сын ошибок трудных, хотя в последнее время ошибок все больше приятных и несущих радость, все же выучил ее считывать мимику и состояние окружающих. И хотя на роль имперского дознавателя она пока не годилась, но все же, все же…
''Потом разберемся'' — решила девушка, чуткое ухо которой уловило легкий шум. Который потихоньку превращался в лязг с элементами невнятного бормотания.
''Привет, тебе, мой новый опыт. '' — впрочем, озвучивать это Лайм не решилась. Сочтя подобное не толерантным (подхватив этот термин как дурную болезнь от одного гламурного гоблина с розовыми стразиками, в финале этим самым гоблином, к слову, так себе любовником, подзакусив, из-за чего лексикон желатиновой няши слегка обогатился, но что делать с этими знаниями она пока не знала).
А еще, лязгающая консервная банка внушала. Страх, удивление, да все что угодно. Кроме трепета привычных бабочек в животе. Своим бабочкам Лайм в последнее время доверяла. Раз нет, значит нет. Не все ж познавать привычным горизонтально-локтевым или миссионерским способами.
Железная башня дошла до пенька. Запнулась, увидя девушку. Лайм, сидя на пеньке, грациозно перекинула ногу на ногу, секретной комбой кидая загадочный многообещающий взгляд… Фаталити! Фигура запуталась в длиннющем плаще, и с грохотом пала прямо к грациозным ножкам девушки. Мики негодующе фыркнул. Девушка тут же с интересом посмотрела и на зверюшку. Но мохнатый поганец принялся вылизывать мохнатые причиндалы, как бы говоря ''я и так уделил этому слишком много драгоценного себя, и больше вы из меня ни звука не выцедите''. Погрозив шелудивцу пальцем, она склонилась над павшим к ногам трофеем и попыталась приоткрыть забрало шлема. Забрало скрипело, но пока не сдавалось.
''Силой и лаской'' — вот что советуют все мануалы для геройских героев, а так как опыта с героями всех мастей у Лайм уже поднакопилось прилично…
— Сим-сим откройся! — Тонкие пальчики юной красавицы буквально впились в ржавую преграду.
Рыцарь замычал.
С виду хрупкой девушке сил было не занимать. Доспехи скрипели и стонали сочленениями. Кто-то внутри бормотал, молился, сыпал проклятиями. Сев сверху, в позе наездницы, обхватив ногами бронированную тушку, девушка ритмично раскачивалась, пытаясь уговорить примитивный, но паскудный заклинивший механизм. А вовсе не. Хотя может быть потом…
— Сим-сим… — но сила не помогала.
''Надо добавить'', желатиновый куб принялся слегка менять форму. Мышцы становились все квадратнее и брутальнее, плечи шире, а приятные взору округлости и выпуклости перетекли в чуть более грубые формы.
— Лаской. Лаской надо, — догадливо проворковала Лайм низким хрипловатым баритоном (что удивило ее саму и откровенно испугало Мики), — Ну, за неимением гербовой, ты, мохнатая жопа, сойдешь за ласку. Тоже белый, мерзкий, и не пойми где тебя еще использовать.
Мики встрепенулся. Зашипел. Как тут не зашипеть, когда тебя бесцеремонно хватают за шкирку и подносят к мычащей вонючей горе мышц и железа.
А потом видимо вспомнил, что в каких-то очень отдаленных родственниках у него были скунсы. И это самое. Испугался. Правда, почему-то с ароматом ванили. Что крайне удивило и Лайм, и мычащую гору, и что главное: заклинившее забрало. Которое наконец щелкнуло, явив миру голубоглазое лицо. Лицо глупо хлопало этими самыми блекло-голубыми глазами — то ли от контузии, то ли от неожиданной и вовсе не предварительной ласки, то ли просто щурясь от солнца. ''Ласка'', он же ''Мохнатая жопа'', он же ''Мики'', белый гаденыш ''Ни слова не скажу'', гордо подняв хвост, отошел подальше и отвернулся. Вовсю изображая вселенскую скорбь обиженного благородства. С запахом ванили.
— Ты меня знаешь? Мы ведь знакомы, прекрасная леди? — правда после слов прекрасной леди он чуть запнулся, что не прошло незамеченным для Лайм. Она задумчиво посмотрела на медленно растущий волосяной покров по всему ее, ставшему брутальным, телу. И на очень интересное и внушительное образование внизу, каковым мог похвалиться далеко не всякий членотавр или хоботяра.
Лайм сглотнула внезапно появившуюся слюну. На миг слегка возбудившись на саму себя. Или на самого себя.