— Отлично! — раздался грохот падения булыжника с души моего братца, выраженный во вздохе облегчения, а затем этот самый братец помчал в душ — чистить зубы, кажется…
Думаете, мы тряпки? Что я, что он? Может быть, а может быть и нет. Потому что брат мой был би, и это для него не такая уж психологическая травма, а вот если бы жнец, обладающий сверхчеловеческой силой, решил его «окрасить в алый» или превратить в гея насильственными методами, вряд ли это бы прошло без последствий. Потому мы выбрали из двух зол меньшее. Это не слабость. Это разумное решение. Зато теперь честь моего братца в относительной безопасности. Главное, чтоб мистическая аномалия слово сдержала.
— Ах, Лёшечка такой стеснительный, — сложив лапки в замочек, умилился довольный жизнью Грелль. — Как давно столь неприступные красавчики не дарили мне поцелуй! Ах, я просто таю!
— Не на нашем ковре, — хмыкнула я, и мы с хихикавшей в кулачок Динкой отправились на кухню.
Через пару минут тьма на ней сгустилась, явив миру двух демонов. У одного в руках были пакеты с продуктами, у другого — с бытовой химией, и Динка, сразу врубив режим исследователя, с фанатским блеском в глазах ломанулась за Михаэлисом в душ — подглядывать за паранормальным существом, стирающим простыни. Типа он стирать будет не так, как она, что ли? Или стиральную машинку включит большим пальцем левой ноги с разворота? Не понять мне домохозяек, ой, не понять!
А тем временем Лёшка выполз из ванны и, упав на один из шести стульев, стоявших возле круглого стола в центре кухни, заявил:
— Мои нервы. Мир праху их.
— Моих тоже, — усмехнулась я, сидевшая напротив него.
Кстати, я всегда сижу у окна, а братец — напротив меня, спиной к двери. Дина же по жизни садится спиной к оклеенной бежевыми обоями стене, и пластиковые полки нависают над готессой, угрожая пробить в её черепе лишнее отверстие, ежели крепёжные шурупчики из кладки выпадут. Динка вообще, что у себя дома, что у нас такое вот местоположение заюзывает и менять его не собирается ни под каким предлогом, как и я, кстати: окно — это наше всё! Не важно, кремовый тюль на нём, как у нас, или серая портьера, как у соседки. Ведь в случае чрезвычайной ситуации окно может стать единственным средством спасения... Но я отвлеклась.
Пока Себастьян стирал, а Клод готовил, Дина выносила мозг Михаэлису (спасибо ей) вопросами, на которые он старался отвечать, иногда, правда, делая вид, что не слышит готессу или вежливо её посылая, а мы с Лёшиком устроили допрос с пристрастием Фаустусу и прискакавшему бодрой ланью на кухню Греллю, в результате чего окончательно запутались.
Ни демоны, ни жнецы не были в курсе наших жизней, но у них были чёткие указания «не причиняя смертным вреда, выяснить причину аномалии любым способом», включая и таскание меня в прошлое. Также они должны были просто с нами сосуществовать в перерывах между игрой в машину времени, чтобы понять, каким макаром меня в не особо экстремальных ситуациях выручают. А вот во время как раз таки полётов в иные века наблюдатели должны были понять, в каких именно ситуациях и по какому принципу срабатывает мой защитный механизм, для чего обязаны были сканировать пространство на предмет непонятностей вокруг меня в эти мгновения. Демоны также были моими дворецкими, ибо это давало им возможность отвечать на Зов, да ещё и связывало нас на ментальном уровне, что чисто теоретически должно было помочь им обнаружить моего спасителя, возможно тоже со мной связанного. А вот жнецы являлись просто наблюдателями и ни подчиняться, ни прислушиваться ко мне были не обязаны. Меня это, если честно, порадовало: я хоть и царь, но царь, не привыкший к большому двору — у нас с бабушкой была приходящая горничная, а у отца — небольшой штат прислуги, совсем небольшой — всего три человека. Потому мне двух дворецких было «за глаза», да и вообще, я люблю командовать, но ненавижу, когда мне не могут перечить, вот такая я противоречивая, так что такое положение вещей меня порадовало, в отличие от моего капризного братца, обидевшегося на весь свет за то, что демоны, олицетворение потусторонщины, слушаться будут меня, наглую, а не его, гордого оленя. Обломись, Лёшечка, олень у нас — Михаэлис (вспоминаем, как он в манге под него косил), а ты — томат! Ну, на крайняк — мадам Рэд, хе-хе-хе!
Однако тихими-мирными обсуждениями моей теоретической кончины дело не обошлось. Как только Алексей, не без моего участия, выяснил всё, что хотел (за исключением моментов, о которых демонюки проклятые умолчали), он заявил, что не отпустит меня в прошлое одну. А что самое печальное — Дина, из коридора наблюдавшая за тем, как Михаэлис вручную полощет в ванной мои простыни, завопила: «И я тоже!» — поставив тем самым крест на моих надеждах не впутывать в это окружающих. Да, я эгоистка, но не до такой степени, чтобы тащить друзей на смерть! А вообще, ежели царь о своих холопах заботиться не будет, у него подданных не останется! Вот так.
Короче говоря, я возбухнула, а эти двое баранов начали осаждать демонов и жнеца прошениями на тему «а возьмите и нас на прогулку по далям, весям и эпохам».
— Дин, ты же плаваешь не ахти как! — попыталась я надавить на слабости подруги, когда она вконец охамела и заявила, что я не справлюсь с задачей в одиночку. — А если нас в эпицентр какого-нибудь цунами закинут?
— Выплыву, — отмахнулась девушка, явно не дружившая ни с логикой, ни со здравым смыслом. А потому я решила съязвить.
— Диночка, а ты знаешь, что в проруби плавает и не тонет?
Дина улыбнулась и, посмотрев на меня таким противненьким, снисходительно-понимающим взглядом, заявила:
— Не важно. Главное, не смотреть на то, как друг тонет, с берега.
Что-то мне совсем паршиво на душе стало… Я вздохнула и, распластавшись на стуле, как мятая простыня, посмотрела на потолок. Серый. С желтоватыми прожилками от проводки. Блёклый. Но не пыльный. Дина недавно делала генеральную уборку…
— А вообще-то, сестричка, — прервал мою созерцательную деятельность Лёшка, — ты и сама собираешься выплыть. Что из цунами, что из этой передряги. Так кто у нас в проруби-то не тонет, а?
— Может, и затону, — вяло ответила я, но, поймав удивленный и даже, можно сказать, ошарашенный взгляд братца-святой-наивности, показала ему язык. — Заразил меня пессимизмом, пожинай плоды! Я всего-то высказалась так, как обычно ты высказываешься, а уже глобальный афиг на моське и неверие в глазах.
Брат-черешенка фыркнул и махнул на меня рукой, что я перевела как: «С идиотами связываться — себе дороже». Сам дурак! Хотя, мне даже не обидно… Старею, что ли? Или вся эта дебильная ситуация меня настолько из колеи выбила?
— А я согласен, чтобы Лёшечка пошёл с нами, когда придёт моя очередь быть наблюдателем! — угадайте, кто вмешался в разговор?
— Вот это будет единственный раз, когда я идти не захочу, — поморщился мой не гейский братец, и на дальнейшие излияния Грелля никак не реагировал. Правда, он всё же добавил к этому своему «крику души» излишнее пояснение:
— Но я всё равно пойду!
Тьфу ты, ну ты! Упёртый, как осёл! Впрочем, у меня ещё оставалась надежда на то, что демоны скажут «нет» и пошлют моих друзей вдоль по Питерской-Тверской. А потому я покосилась на Клода, шинковавшего в данный момент капусту, и нехотя спросила:
— Они ведь не могут пойти с нами, да? Типа, лишний балласт тащить, карма куда-нибудь не туда накренится, мировой баланс нарушится?..
Я отчаянно надеялась, что Фаустус внемлет моим немым мольбам и невербальным посылам в виде тоскливого взгляда, в результате чего ответ будет такой, как мне нужен: «Да, Госпожа, нам с собой брать никого нельзя». Однако, как и всегда, меня жестоко обломали. Угадайте, кто? Правильно…
— Чисто физически мы можем перенести за один раз до пяти человек включительно, плюс одного демона или жнеца, — не дав повару и рта раскрыть, подала голос из ванны прачка. Михаэлис! Что ж ты такая гадина?! А как же субординация и помощь хозяйке?!
— И начальство не будет против? — тихо-тихо спросила я у Клода, надеясь, что шум воды притупит слух его вредствующего сородича.
— Уверен, оно согласится, хотя всё же придётся уточнить, — опять влез Себастьян.
«Демон-демон, а почему у тебя такие большие уши?» — «А это чтобы тебе побольше гадостей делать, хозяюшка!» Ыыы! Изверг!