А Себастьян Михаэлис стоял прямо перед инквизитором, держа меня на руках, и глаза его больше не лгали.
— Зачем? — прохрипела я срывающимся голосом и вцепилась в ворот странной чёрной накидки, окутанной тьмой. — Зачем?!
— Потому что я так хочу, — было мне ответом, и я вздрогнула. Да как так?..
— Тебя же казнят, — пробормотала я, а демон, чьи черты лица были так похожи на те, что я видела каждый день, но в то же время не походили вообще ни на что в этом мире, отвёл взгляд и, посмотрев на небо, тихо произнёс:
— Прости. Демоны никому не верят. И я не верил тебе. Теперь верю.
— Что?.. — на большее меня не хватило. Боль алым маревом разливалась по телу, а Михаэлис прижал меня к себе и рванулся к священнику.
— Никто не смеет причинить вред моей женщине, — буквально прорычал он, и в следующую секунду голова инквизитора упала на мостовую.
Брызнувшую кровь поглотил мрак, защищавший демона, и она не достигла нас. Обезглавленное тело мешком рухнуло на землю. И только массивный золотой крест, украшенный алыми каплями, сиял в свете солнца и догоравших костров.
И это было справедливо.
Демон развернулся на каблуках и быстрым шагом направился прочь из города, а я пустым взглядом смотрела на мёртвого священника. Теперь Себастьян не сможет выполнить задание. Он нарушил приказ. Но почему я так счастлива? И почему, хоть и знаю, что должна была сгореть, так рада тому, что он меня спас? Потому что… он меня не предал? Или потому, что я всё же ему дорога?..
Мы вышли из города, оставив за собой трупы солдат, пытавшихся преградить демону путь, а за нами шли притихшие Дина и Алексей, переглядывавшиеся и нервно поджимавшие губы. В ногах пульсировала тупая боль, а я прижималась к исчадию Ада, вдыхая тошнотворный запах серы, но почему-то улыбаясь и роняя на чёрное марево слёзы. Глупая. Ну и ладно. Потому что он меня не бросил…
Мы зашли в лес, и Себастьян, быстро и аккуратно ступая по мягкой земле сапогами на шпильках, зашептал, прижимая меня к себе и глядя куда-то вперёд, но явно не волнуясь о дороге:
— Я тебе не верил. Это была проверка. Всё это, — я вздрогнула, но меня лишь крепче обняли, и едва различимый шёпот продолжил ядом проникать в сознание. — Владыки приказали тебя сжечь. Но был шанс на спасение. Тебя могут отправить в мир Мейфу без права показаться в мире живых. Но для этого кто-то должен поручиться за тебя. И если ты нарушишь слово и придёшь в мир живых хоть когда-нибудь — хоть через тысячу лет, и тебя, и того, кто за тебя поручился, уничтожат. Никто не верил тебе. Никто не стал бы рисковать собой, зная, какая ты эгоистка. И я тоже. Но Гробовщик посоветовал… он сказал, что для тебя важнее моя жизнь, и посоветовал сказать, что меня убьют, если ты сегодня спасёшься. Это ложь. Меня бы только наказали, но не убили. А ты… Ты глупая смертная. И похоже, я глупый бессмертный, — сердце пропустило один удар, а Михаэлис едва различимо сказал: — Я тебе верю. И стану поручителем.
Я не могла сказать ни слова и только смотрела в алые, горевшие огнём Тартара глаза демона. А по щекам бежали слёзы, но я даже не замечала, что роняю их ему на грудь. Я просто была счастлива, но в то же время было безумно больно — оттого, что он всё это время считал меня лживой эгоисткой, которая лишь играла в любовь, а не любила. Зачем он так? Но… он ведь демон. И для них любовь — мимолетное увлечение. Как он мог поверить кому-то, тем более, глупой эгоистичной смертной? И всё же он поверил. А значит, наверное, остальное не так уж и важно, правда?..
— Я тебя всё равно люблю, — пробормотала я, и губы, скрывавшие острые длинные клыки, вдруг дрогнули в слабом подобии улыбки. — Ты идиот, Михаэлис, но… спасибо, что поверил.
— Не благодари. Лучше поклянись, что никогда не вернёшься в мир смертных после того, как окажешься в Мейфу.
Я заглянула ему в глаза, всё так же смотревшие куда угодно, но не на меня, и кивнула.
— Я обещаю.
— Отлично, — выдохнул демон, и мне показалось, что у него с плеч упала целая скала.
Губы Михаэлиса снова дрогнули, и улыбка стала намного шире, а кроваво-алые глаза встретились наконец с моими. Он замер, а в следующую секунду мир окутала тьма. И последним, что я увидела, были полные нежности и безумной тоски глаза, которые больше не хотели скрывать душу демона…
Очнулась я в своей комнате, на кровати. Ноги были перебинтованы и дико болели, а сил не было даже на то, чтобы пошевелить хоть кончиком пальца. Я попыталась позвать кого-нибудь, но всё, что сумела сделать — сдавлено захрипеть. Голос я сорвала на костре…
Костёр.
Страшные воспоминания обрушились на меня лавиной, и я вжала голову в подушку, крепко зажмурившись. Почему? Почему Себастьян так жестоко поступил? Потому что он демон, и ему на чужую боль плевать? Потому что не верил мне и считал, что я начну звать на помощь, как только попаду на костёр? Или потому что он вообще никому не верит, и для него чей-то отказ от собственного блага ради его будущего — нонсенс? Тогда почему он сам подставил себя под удар, сказав, что поручится за меня?! Я уже ничего не понимаю, ничего…
Я закусила губу, чтобы не расплакаться, но вдруг что-то осторожно коснулось моей щеки, и я распахнула глаза.
— Не кусай губы, это не поможет избавиться от мыслей, — привычным саркастичным тоном прокомментировал склонившийся надо мной Михаэлис.
— Почему? — пробормотала я, глядя на него одновременно с нежностью, благодарностью, любовью… и со злостью.
— Потому что я не верил, что кто-то способен ради меня пойти на жертвы, — как-то очень устало ответил демон и, сев на кровать, положил руку рядом с моей ладонью, словно хотел, чтобы я взяла его за руку. Вот только я сверлила его немигающим взглядом, борясь с собой, чтобы не сказать чего-то лишнего, и Себастьян понял, что фокус не удался — придётся вскрывать карты.
— Ты эгоистка, — поморщившись, сказал он и вдруг усмехнулся: — мне это нравится. Ладно, раз уж на то пошло, сыграю первый и последний раз по твоим правилам. Раненным можно сделать подарок по случаю болезни. Я не верил, что ты способна оставаться в Мейфу что бы ни случилось, но теперь верю. Я уже передал с Гробовщиком просьбу Владыке Эмма, скреплённую письменным поручительством, а также сам поговорил с Повелителем — они оба дали согласие на мою просьбу. Если точнее, условия таковы. Ты будешь жить в мире Мейфу с Графом — будешь его служанкой. Причём покидать Дом Тысячи Свечей тебе будет нельзя до того момента, как умрёт твой брат, — я вздрогнула, а Себастьян продолжил: — А жизнь ему предстоит довольно долгая по человеческим меркам, так что ты будешь служанкой Графа не одно десятилетие. В этот период времени он и Величайший будут исследовать аномалию и способ, которым демонические энергетические контуры привязывают твою душу к телу. Заодно они будут пытаться пробудить в тебе магию демонов — есть вероятность, что небольшие её отголоски в тебе всё же заложены, но их ещё надо выявить. После смерти брата тебе всё так же запрещено будет появляться в мирах, где живут смертные, однако по миру Мейфу и демоническому миру перемещения твои ограничены не будут. Я же буду, возможно, навещать тебя в Доме Тысячи Свечей даже в тот период, что тебе будет запрещено покидать Графа.
— И что мне делать после того, как… заключение закончится? — тихо спросила я, и глаза Михаэлиса странно блеснули.
— Два варианта, — отчеканил он, неотрывно глядя на меня. — Первый: продолжишь жить в Мейфу и служить шинигами — либо Графу, либо тому, с кем сумеешь договориться. И второй, — сердце сжалось, словно его раскалёнными тисками сдавили. Потому что решалась моя судьба. Быть может, иногда всё же стоит верить в чудо?..
— После окончания этого срока я забираю тебя в мир демонов, и ты живёшь со мной.
— В качестве кого? — уточнила я едва слышно.
Михаэлис не ответил. Он сверлил меня напряжённым взглядом, а затем медленно склонился надо мной и выдохнул мне прямо в губы:
— Угадай.
По спине пробежал табун мурашек, и мне показалось, что даже боль отступила. Весь мой мир сосредоточился в двух алых безднах, затягивавших меня. И я не хотела выбираться из них…