Дина тоже уходила без права возвращения — за этот месяц Гробовщик полностью заменил её Плёнку. Последняя операция прошла два дня назад, и осложнений не было — подруга потеряла возможность умереть, родить ребёнка или просто бывать среди людей, но всё равно сияла от счастья и порхала, как бабочка-капустница. Она ещё месяц назад оформила дарственную на свою квартиру и передала мне её в собственность, хоть я и сопротивлялся. Но эти бабы вечно себе на уме, даже Динка! И она меня не послушала — сказала, что всё равно поступит по-своему. В результате она оформила бумаги, сказав, что мне на стипендию прожить трудно будет, оплачивая счета за трёхкомнатную хату, и посоветовала сдавать её квартиру для того, чтобы платить за свою. Прагматик, блин! Откуда что взялось только? А ещё она перевела на мой счёт почти все свои деньги, сказав, что в мире, где обитает Гробовщик, наша валюта — бумага для разжигания ритуального костра, ну и оформила в институте академический отпуск — тут уж Гробовщик постарался. Они планировали сделать вид, что Динка уехала на лечение за границу, а затем состряпать фальшивую справку о смерти и выслать в цинковом гробу какой-нибудь обгоревший труп, выдав его за тело Дины и приложив к нему результаты вскрытия за авторством иностранного прозектора.
Инне же в плане псевдо-смерти было ещё проще — у неё не было родных, которые могли бы поднять шумиху из-за её исчезновения или получения «странного» тела и неверия в иностранные справки. А потому Гробовщик присмотрел в своём мире умирающую женщину, похожую на Инку, и когда та скончалась, мы похоронили её под именем моей сестры. Дина пошла на похороны «подруги» вместе с давившим хитрую лыбу Гробовщиком, причём её глаза скрывали солнечные очки, а Михаэлис, решивший, что похороны «его девушки» — это весело, увязался со мной и Греллем, притом демон постоянно меня подкалывал, говоря, что я грущу ненатурально, а жнец давал советы о том, как выдавить из себя слезу, когда хочется смеяться. Только вот смеяться мне не хотелось, да и слёзы лить тоже. Мне просто было больно от того, что скоро я останусь один.
Наконец Инна могла вздохнуть свободно — для этого мира она была мертва. Её раны зажили, и Граф передал через Спирса, что пора готовиться к отбытию. Гробовщик заменил Дине последний фрагмент Плёнки, но в моей подруге ничего не изменилось — только её жизнь стала, похоже, вечной. А вот Инна, вздыхая, говорила, что Дина умерла, ведь её Плёнка стала фальшивкой, а значит, и её жизнь превратилась в иллюзию, созданную искусственно. Но ведь имплантанты, вставные зубы и протезы — это тоже фальшивка, а они жить помогают. Так почему фальшивая Плёнка не может дать реальной жизни? Ведь я сам слышал, как Дина общалась с Гробовщиком наедине — просто мимо них в парке как-то проходил. Она не зомби, это точно, и своё мнение, свои желания она высказывает свободно. Так что жнец её не убил — наоборот, он подарил ей вечность. И, похоже, счастье, ведь теперь она начала улыбаться… как никогда прежде.
А вот я всё больше грустил, и единственным, кто мог меня вытащить из депрессии, как ни странно, был Грелль. После первого нашего похода на кладбище он всё меньше видел во мне объект страсти и всё больше задумывался над моими словами о дружбе. Мы стали Друзьями с большой буквы, и не потому что я был готом, а Сатклифф любил говорить о смерти — просто он поддерживал меня, а как только домогательства превратились просто в дружескую шутку, я решил, что всеми силами буду поддерживать его, и совпадавшие интересы стали фоном для того, чего нам обоим не хватало — для взаимопомощи и доверия. А ведь дружба куда сложнее любви, потому что не сердце ведёт человека, а разум и собственные принципы. И несмотря на все различия между нами, всё же общие принципы у нас были, и именно они заставили нас стать друзьями из игрока и игрушки, из палача и жертвы, из объекта ненависти и того, кто готов был выть от одного вида красного плаща. Наверное, просто судьба — штука изменчивая, и она нас меняет. Я это понял.
И вот, пятого числа мы всей толпой устроили прощальный семейный ужин на трёх человек и трёх паранормальных существ. И плевать, что Инна с Диной уже были не совсем людьми… Мы с девчатами смеялись, хотя хотелось плакать, и желали друг другу счастья, хотя расставаться было больно. А на закате Дина обняла меня, поцеловала в щёку и шепнула:
— Будь счастлив, Лёша. Помни, что в мире есть место чуду, и что человек не попадёт в Ничто, если сам не захочет.
— Буду бороться, — кивнул я, и Гробовщик, обнявший мою подругу со спины, протянул:
— В любом случае, о ней я позабочусь. А ты позаботься о себе. Не стоит волноваться за мою немёртвую умершую, она — мой вечный эксперимент…
Я хотел было возмутиться, но Дина счастливо улыбнулась и, пожав мне руку, снова пожелала счастья. А затем исчезла в белом мареве вместе с Легендарным, словно её и не было. Словно всё это мне приснилось.
Как только вспышка, поглотившая мою подругу, развеялась, меня обняла Инна. Она долго что-то шептала, давая советы на будущее, призывая меня не запускать ни квартиру, ни себя, говоря, что я должен окончить институт и стать лучшим юристом на свете, потому что, если уж чем-то заниматься — так выкладываться на полную, а если ставить цель — то непременно добиваться её. А ещё она посоветовала найти друзей и, как ни странно, держаться ближе к Сатклиффу, если он сдержит слово и будет меня навещать. Грелль было возмутился, заявив, что не собирается бросать меня в одиночестве, как она, но Инна просто сказала ему «спасибо», и жнец замолчал. А сестра вновь крепко обняла меня и прошептала:
— Просто верь в себя. Ты сильный. И ты сумеешь воплотить мечты в реальность. Я поняла, что надо просто жить — не гонясь за чем-то несбыточным. Надо наслаждаться каждой секундой. И надеюсь, ты тоже когда-нибудь это поймёшь. Люблю тебя, братишка… И кстати, красные волосы тебе таки идут. Ты, Лёша, всегда будешь моим братцем-вишенкой.
— Береги себя, Инн, — пробормотал я, но горло перехватило, и я замолчал.
— Её буду беречь я, — вмешался Михаэлис, собственнически так приобняв мою сестру за талию. — Полагаю, это куда надежнее, чем её собственные попытки не влипать в не неприятности — она находит их даже на пустом месте.
— Ладно уж, «зятёк», береги, — поморщился я и протянул демону руку.
Он усмехнулся и, не снимая перчатку, пожал предложенную конечность. Что ж, по крайне мере пренебрежение, проскользнувшее в его глазах, ни в какое сравнение не шло с нежностью, с которой он смотрел на Инну. А значит, наверное, я могу её ему доверить?
— Улыбайся, если радуешься, плачь, если грустишь, — тихо сказала Инна. — Не будь фальшивкой. Просто живи, Лёш. И ты найдёшь то, что ищешь.
— Прости, Инн, — пробормотал я, а сестра закатила глаза и рассмеялась. И почему-то я засмеялся вместе с ней. В последний раз.
— Ты у меня прощения просишь за то, что я не осталась тут, зато нашла своё счастье? — саркастически выгнув бровь, наконец, спросила она. Я стушевался, а Инка потрепала меня по волосам, крепко обняла, чмокнула в щёку и шепнула: — Давай будем счастливы. Все мы. Дина, Гробовщик, я, Себастьян, ты и даже Грелль. Мы все это заслужили.
— Почему это «даже» Грелль? — возмутился этот самый Грелль, а я улыбнулся и кивнул:
— Будем, Инн. Обязательно будем.
— Это же наша цель, — шепнула Инна и отстранилась. Тьма окутала комнату, и глаза самого родного для меня человека слились с ней, исчезнув в бездне. Вот только её улыбка осталось со мной — в моей памяти. Как и улыбка Дины.
Было больно. Очень больно. Но я улыбался. Потому что девчата правы — как бы больно ни было, нельзя опускать руки. Надо бороться до конца и верить, что когда-нибудь счастье станет твоей наградой. А если нет, ты хотя бы умрёшь достойно. И это уже немало.
— Ну что, Грелль, пойдём, побродим по городу? — вздохнув, предложил я.
— Грустишь? — печально спросил жнец, поправляя на носу очки в красной оправе.
— Когнитивный диссонанс. Рад за них, и всё равно грустно, — честно ответил я, глядя в пол.